Если мы ради разъяснения вопроса обратимся к ситуации христианства в религиозной сфере, то сможем добавить следующее: обряды инициации, имеющие непосредственной целью трансмиссию «духовного влияния» от одного индивида к другому, который, по крайней мере в принципе, также впоследствии сможет его передать, в точности сопоставимы в этом отношении с обрядами рукоположения;[52] отметим также, что те и другие могут включать множество степеней; ведь полнота «духовного влияния» не обязательно сообщается единожды, со всеми прерогативами, которые она предполагает, в особенности в том, что касается действительной способности осуществлять те или иные функции в традиционной организации.[53] Известно, какое значение имеет для христианских церквей вопрос об «апостольской преемственности», и это нетрудно понять; если бы эта преемственность была прервана, никакое рукоположение не было бы действительным, и вследствие этого большинство обрядов были бы лишь пустой формальностью, лишенной реального значения.[54] Тем, кто совершенно справедливо признает необходимость такого состояния дел в религиозной сфере, не составит большого труда понять, что оно не менее неукоснительно соблюдается в области инициатической; или, другими словами, здесь также строго необходима регулярная трансмиссия, образующая «цепь», о которой говорилось выше.
Мы только что сказали, что инициация должна иметь «не-человеческое» происхождение, так как без этого она никоим образом не могла бы достичь своей конечной цели, лежащей за пределами области индивидуальных возможностей; вот почему творцами настоящих инициатических обрядов, как мы подчеркнули выше, не могли быть люди, и фактически такие творцы никогда и не были известны,[55] как не были известны, по тем же причинам, создатели традиционных символов, также имеющих «не-человеческое» происхождение и суть;[56] кроме того, между обрядами и символами существуют весьма тесные связи, что мы рассмотрим позднее. Можно со всей уверенностью сказать, что в случаях, подобных этому, не существует «исторического» происхождения; ведь истоки их находятся в мире, к которому неприложимы условия места и времени, определяющие исторические факты как таковые; вот почему эти вещи всегда неизбежно ускользают от «светских» методов исследования, которые, по определению, могут дать относительно ценные результаты лишь в собственно человеческой сфере.[57]
В этих условиях нетрудно понять, что роль индивида, сообщающего инициацию другому, есть поистине роль «передающего» в самом точном смысле этого слова; речь идет не столько об индивиде как таковом, сколько о «поддержке» влияния, не связанного с человеческой сферой; индивид является единственно звеном «цепи», исходная точка которой находится вне и за пределами человечества. Вот почему он может действовать не от своего собственного имени, но от имени организации, к которой он принадлежит и от которой получает полномочия, — или, точнее, от имени принципа, который внешне представляет данная организация. Это к тому же объясняет, что действенность обряда, совершаемого индивидом, не зависит от личных достоинств последнего, что верно также и для религиозных обрядов; и мы рассматриваем это отнюдь не с точки зрения морали (что явно не имеет значения в вопросе исключительно «технического» порядка); мы исходим из того, что даже если данный индивид не обладает уровнем знания, необходимым для понимания глубокого смысла обряда и сущностной причины его различных элементов, тем не менее сам обряд полностью возымеет действие, если «передающий», правомочно облеченный соответствующими функциями, совершает его, соблюдая все предписанные правила и сознавая свою связь с традиционной организацией. Отсюда непосредственно следует, что если в подобной организации уже не нашлось бы в тот или иной момент лиц, которых мы назвали «виртуальными» инициированными (мы вернемся к этому позднее), она сохраняла бы, тем не менее, способность реально передавать «духовное влияние», хранителем коего является; для этого было бы достаточно, чтобы «цепь» не прерывалась; и в этом отношении притча об «осле, нагруженном реликвиями», исполнена инициатического значения, заслуживающего глубокого размышления.[58]
Напротив, самое полное знание обряда, если оно получено вне регулярных условий, совершенно лишено какой-либо реальной ценности; так, возьмем простой пример, ибо обряд здесь сводится к произнесению слова или формулы: мантра, воспринятая не из уст авторитетного гуру, не производит никакого действия, поскольку она не «одухотворена» присутствием духовного влияния, носителем которого является.[59] Это относится в той или иной степени ко всему тому, с чем связано духовное влияние: так, изучение священных текстов традиции по книгам никогда не заменит их непосредственного сообщения; вот почему даже там, где традиционные учения были более или менее полно изложены в письменной форме, они все же продолжают оставаться объектом устной передачи; последняя, помимо того, что она необходима для придания им всей полноты действенности (коль скоро речь идет не только о теоретическом знании), обеспечивает также преемственность «цепи», с которой связана сама жизнь традиции. В противном случае имели бы дело с мертвой традицией, с коей не была бы возможна никакая действительная связь; и, если знание того, что остается от традиции, еще может иметь определенный теоретический интерес (разумеется, не в плане обычной светской эрудиции, значимость которой здесь нулевая, а лишь поскольку это способно помочь в понимании определенных доктринальных истин), то оно не могло бы иметь никакого непосредственного воздействия в плане какой-либо «реализации».[60]
Речь при этом идет о сообщении вещей, столь «жизненно важных», что в Индии ученик не смеет сесть перед лицом гуру — дабы влияние праны, связанное с дыханием и голосом, воздействуя непосредственно, не произвело слишком резкого эффекта, небезопасного в психическом и даже физическом отношении.[61] В самом деле, действие это тем более мощное, что сама прана в подобном случае представляется лишь носительницей или тонкой опорой духовного влияния, передаваемого от гуру к ученику; и гуру, выполняющий свою роль, должен рассматриваться не как индивидуальность (последняя в этом случае воистину исчезает, служа лишь простой опорой), но единственно как представитель самой традиции, которую он неким образом воплощает по отношению к своему ученику; в этом и состоит роль «передающего», о которой мы говорили выше.
Глава IX. ТРАДИЦИЯ И ТРАНСМИССИЯ
Мы отметили выше, что слово «традиция» в его этимологическом значении выражает в целом не что иное, как саму идею трансмиссии, передачи; по сути дела это вполне нормально и согласуется с употреблением слова «традиция» в нашем понимании, что ясно следует из нашего предыдущего объяснения; однако по этому поводу иногда выдвигаются возражения, свидетельствующие о необходимости еще задержаться на этом вопросе, дабы здесь не осталось никаких недоразумений. Вот это возражение: все что угодно может стать объектом трансмиссии, включая вещи самого обыденного порядка; тогда почему бы не отнести к «традиции» все, что передается таким образом, не ограничивая употребление этого слова единственно областью «сакрального»?
Мы должны вначале сделать важное замечание, явно сужающее значение данного вопроса: последний и не возник бы, если обратиться к истокам, ибо подразумеваемого им различия между «сакральным» и «профанным» тогда не существовало. В самом деле, как нам уже приходилось объяснять, нет собственно «профанной» области, к которой вещи определенного рода относились бы по самой своей природе; в действительности есть только «профанная» точка зрения, являющаяся продуктом и следствием определенного вырождения; а последнее, в свою очередь, само является результатом нисходящего развития человеческого цикла и его постепенного удаления от изначального состояния. Следовательно, этому вырождению предшествовало нормальное состояние человека до падения, когда все носило поистине традиционный характер, ибо рассматривалось в своей сущностной зависимости от принципов и в согласии с ними; деятельность «профанная», т. е. игнорирующая эти принципы и отделенная от них, была чем-то совершенно непостижимым, — даже если она относилась к тому, что принято называть «повседневной жизнью» (или, скорее, к тому, что могло ей тогда соответствовать, но представало в аспекте, весьма отличном от того, что подразумевают под этим наши современники[62]), и с еще большим основанием — ко всей области наук, ремесел и искусств, в которых этот традиционный характер вполне сохранялся и в гораздо более поздние времена, встречаясь еще в любой цивилизации традиционного типа. Поэтому можно сказать, что их «светская» концепция — за исключением, до известной степени, так называемой «классической» античности — свойственна исключительно современной цивилизации, представляющей собой, по сути, крайнюю степень вырождения, о котором шла речь выше.
52
Мы говорим «в этом отношении», поскольку с другой точки зрения инициацию как «второе рождение» можно было бы сопоставить с обрядом крещения; само собой разумеется, что соответствия между вещами, принадлежащими к столь различным сферам, весьма сложны и не могут сводиться к однолинейной схеме.
53
Мы говорим «действительная способность», поскольку речь здесь идет о чем-то большем, нежели предшествующие ей врожденные качества, которые также можно назвать способностью; так, можно сказать, что индивидуум способен к осуществлению священнических функций, если для этого нет никаких препятствий, но он действительно будет к этому способен, если получит рукоположение. Отметим также, что это единственное таинство, для которого требуются особые врожденные качества, и в этом оно также сопоставимо с инициацией, — разумеется, при условии учета сущностного различия обеих областей — экзотерической и эзотерической.
54
Протестантские церкви, не признающие священнических функций, упразднили почти все обряды либо же сохранили их в качестве простых «условностей»; если учесть само содержание христианской традиции, станет ясно, что они и не могут быть ничем иным в подобном случае. С другой стороны, известно, какую роль играет вопрос об «апостольской преемственности» в дискуссиях о «легитимности» англиканской церкви; и любопытно отметить, что сами теософы, задумав учредить свою «свободно-католическую церковь», стремились прежде всего обеспечить ей благодеяние регулярной «апостольской преемственности».
55
Порой их приписывают легендарным или, точнее, символическим персонажам, которых никоим образом нельзя рассматривать как «исторических», что вполне подтверждает сказанное нами здесь.
56
Исламские эзотерические организации обмениваются знаком «взаимного узнавания», который, согласно традиции, был сообщен Пророку архангелом Гавриилом; невозможно было бы более четко подчеркнуть «не-человеческое» происхождение инициации.
57
Заметим по этому поводу, что те, кто с «апологетическими» намерениями настаивают на том, что они обозначают довольно варварским термином «историчность» религии, — вплоть до того, что видят в этом самое существенное и даже порой подчиняют этому доктринальные соображения (тогда как, напротив, исторические факты сами по себе значимы, лишь когда они могут рассматриваться как символы духовной реальности), — совершают серьезную ошибку, нанося этим ущерб «трансцендентности» самой религии. Подобная ошибка, свидетельствующая к тому же о довольно сильно «материализованной» концепции и о неспособности подняться на более высокий уровень, может рассматриваться как досадная уступка точке зрения «гуманистической», т. е. индивидуалистической и антитрадиционной, что, собственно, и характеризует современный западный дух.
58
Следует заметить по этому поводу, что именно реликвии суть носители духовных влияний; в этом состоит истинная причина культа, предметом коего они являются, даже если эта причина не всегда осознается представителями экзотерических религий; последние порой не отдают себе отчета в весьма «позитивном» характере сил, которыми они управляют, что, впрочем, не мешает этим силам действовать эффективно, хотя, пожалуй, с меньшим размахом, чем в том случае, если бы ими лучше управляли «технически».
59
Отметим попутно, в связи с этим «одухотворением» (если можно так выразиться), что освящение храмов, изображений и ритуальных предметов нацелено в основном на то, чтобы сделать их действительным вместилищем духовных влияний; ведь без них обряды, которым они служат, были бы лишены действенности.
60
Это дополняет и уточняет сказанное выше о бесполезности мнимой «идеальной» связи с формами исчезнувшей традиции.
61
Это также служит объяснением особого расположения мест в масонской ложе, о чем большинство нынешних масонов едва ли подозревают.