Она почувствовала, что отсюда должна вернуться немного назад, все внимательно рассмотреть, убедить себя в том, что огромные изменения действительно произошли. Может быть, отец умер, и мальчики, наконец, спаслись бегством? А может Трой все-таки быстро разбогател? Но то, что она увидела, было таким ухоженным и сделано с таким хорошим вкусом, в отличие от всего, что они, по ее мнению, могли бы сделать сами, что, вероятно, им пришлось съехать? Возможно, банк наконец-то решил, что еще одна никчемная отговорка оказалась уже лишней, и вынудил их продать ферму?
Ее напугал низкий, громыхающий лай и появление рядом крепкого коричневого пса, смахивающего на растолстевшего ротвейлера или помесь лабрадора.
— Ой, привет, — вырвалось у нее. Она не привыкла к собакам, ей редко когда бывало комфортно рядом с ними, и она надеялась, что собака пойдет дальше. Но пес, тяжело и весело дыша, присел рядом с ней и начал целенаправленно и неторопливо вылизывать ей лодыжки и ступни.
— Нет, — сказала она и попыталась пойти дальше в том направлении, откуда пришла собака. Она была в джинсах — с голыми ногами бы было еще хуже, — но в интересе животного к ней было нечто тягостное, она боялась, что его обожание может без предупреждения смениться на что-то более скверное. Тяжело дыша, пес обнажил многоярусные, как у акулы, зубы, и, как и следовало ожидать, когда она сделала шаг, он как бы наскочил на нее и игриво щелкнул зубами, прихватив волочащиеся края джинсов.
— Нет! — сказала она более твердо.
— Кипер! — крикнул кто-то. — Эй! Кипер!
Появился мальчик не поддающегося определению голенастого возраста от двенадцати до пятнадцати лет.
— Извините, — сказал он, хрипловато от смущения. — Чужие ему не часто попадаются. Извините. Кипер!
Он пришел по дорожке, которую она не заметила — совсем в стороне под деревьями. Мальчик в чересчур больших кроссовки на слишком вытянувшихся ногах стремительно бросился с дорожки по направлению к ней. Он наклонился, пытаясь надеть на собаку ошейник с поводком, а пес теперь решил поиграть и мячиком подпрыгивал, припадая на мясистые лапы вокруг Морвенны, которая застыла как дерево в середине круга.
— Кому-то совсем не хочется уходить, — сказала она, уже расслабившись.
— Кому Вы рассказываете, — пробормотал он. — Зверюга поганая. Мы ведь собирались гулять совсем в другую сторону… правда-правда.
На копне красновато-коричневых волос красовалась бейсболка, мешковатые шорты низко сидели на бедрах, но его попытка выглядеть крутым была неумолимо подпорчена тощими руками. Когда ему, наконец, удалось поймать собаку, Морвенна мельком увидела под козырьком бейсболки его лицо.
То, что она увидела, поразило ее с такой силой, что, не подумав, она выговорила.
— Петрок?
Он целую секунду внимательно смотрел на нее, достаточно долго, чтобы она это заметила, а затем собака понеслась в том направлении, откуда они пришли, волоча его за собой.
— Подожди, — сказала она. — Пожалуйста. Я просто…
Бегунья из нее была никудышная, она давно уже не бегала, так что догнать их никак не могла. И мальчик не мог остановиться, хотя пару раз оглянулся. Возможно, так у них было заведено — каждое утро уходить далеко с собакой, а взамен собаке разрешалось потом мчаться домой со всех ног? Возможно, пес знал, что там его ждет полная миска? Какой бы ни была причина, пес практически протащил его на буксире вдоль дорожки, через прореху меж деревьями, и затем она услышала, как хлопнула дверь. Она подошла поближе туда, где исчезли мальчик и собака, и обнаружила небольшой сохранившийся кусочек Босвигана ее юности. Там расположились на удивление невзрачный одноэтажный дом, чья наружная, когда-то белая штукатурка послужила, по всей видимости, кому-то для стрельбы по мишеням, пара фургонов, установленных на шлакобетонные блоки, и кучка автомобилей, ни один из которых не выглядел исправным, а в одном из них не хватало ветрового стекла. Неподалеку кто-то рубил дрова. Она могла слышать ритмичные удары лезвия о бревно. Где-то в доме слышался лай собаки, обезумевшей от волнения, и как кричит мальчик ломающимся голосом.