Чтобы уклониться от взгляда мальчика и доказать, что он не отсюда, Гарфилд продемонстрировал свой новый трюк — качаться стоя. Было довольно страшно, но он знал, что может это сделать. Хитрость заключалась в том, чтобы очень крепко держаться за цепи. И тогда не упадешь, даже если ноги соскользнут с сиденья. Рейчел видела, что он делает, но именно Энтони устало сказал: «Гарфилд». Он проигнорировал их обоих и просто улыбался, как циркач на трапеции. Сандалии чуть заскользили на пластике, и качание слегка дало сбой, но потом он победоносно выпрямился, горделиво раскачиваясь. И оттого, что он стоял, а не сидел, вдруг показалось, что качели двигаются намного быстрее и выше. Он вспомнил, чему его на детской площадке научили старшие мальчики — нужно было слегка согнуть колени, а потом выпрямить их, и так снова и снова, чтобы сохранить набранный темп. И очень скоро он почувствовал, будто летает почти горизонтально земле, в один момент — лицом вверх к дереву, в следующий — лицом вниз к вытоптанной траве.
Тошнота застигла врасплох. Вот только что все было в порядке, и вдруг он почувствовал, что глазам горячо, а в желудке замутило. И тогда он понял, что времени замедлиться и слезть с качелей у него нет. Тут его стошнило, рвота дугой выплеснулась изо рта, и в следующее мгновенье он был уже весь забрызган.
Рейчел прямо вскрикнула, а Морвенна рассмеялась. К тому времени, когда он сумел остановить качели, рвоты уже не было, но он все еще чувствовал себя так, будто его вот-вот снова вырвет, а там, где пролилось на шорты и потекло по ноге, было горячо. В голове застряло беспомощное ощущение рвоты, а в носу стояли ее горечь и вонь.
Энтони тут же оказался рядом, помогая слезть с качелей и добраться до травки.
— Бедный парень, — сказал он. — Бедный старый солдатик. Давай-ка сюда. Садись. Вот так. Посиди тихонько, пока не пройдет. Вот так. Голову между коленок и просто дыши. Вот так. Вдох-выдох. Без резких движений и медленно. Вдох-выдох. Посмотри, какая земля теперь неподвижная. Бедняга. Немного перестарался, да?
Он, как делал всегда, если Гарфилда тошнило в машине или в кровати, положил большую руку Гарфилду на лоб и вытер его начисто одним из своих больших пестрых носовых платков, пахнущих мятными лепешками, карманами и связками ключей.
Сглатывал он уже не так часто, желудок успокаивался, хотя в носу по-прежнему был отвратительный запах. Но Гарфилд продолжал сидеть, послушно склонив голову на колени, прислушиваясь к голосам — Морвенна, в свою очередь, полезла на горку, сначала неоднократно требуя, чтобы Энтони помог ей взобраться по ступенькам, а потом, чтобы Рейчел смотрела на нее, как она скатывается с горки вниз. Он заставил себя сосредоточиться на муравьях, движущихся под ногами по миниатюрному пейзажу из травы и прутиков.
Если травинка для муравья была деревом, то чем тогда казалось дерево или целый газон? Наверное, думал он, они просто вычеркивали такие необъятные пространства, и, не имея ни малейшего понятия о собственной незначительности, могли таким образом справляться с жизнью и даже быть счастливыми? Возможно, хитрость заключается в том, чтобы стремиться в обратном направлении, к благословенной узости взгляда на мир, ограниченного капюшоном детской коляски, и тогда, чем больше видел, тем меньше оставалось надежды на счастье? Возможно, Рейчел была муравьем, который видел деревья и не мог не знать, как высоко было до вершины или как далеко до края?
— Посмотри на меня! — снова крикнула Морвенна.
Гарфилд отважился поднять голову и нашел мир совсем новеньким. Цвета травы, неба и куста роз, какими они бывают в середине лета, и платье в горошек его матери казались ярче чем раньше, и звуки, так же как и все то, что он видел, казались резче. Он уже переживал нечто подобное, когда лежал в лихорадке сначала с корью, а потом с ветрянкой, и поэтому понадеялся, что тошнота его была только от головокружения, а не признаком чего-то более зловещего, как, к примеру, туберкулеза.
— Посмотрите на меня!
Морвенна взгромоздилась на самый верх горки и готова была оттолкнуться — впереди торчали крепенькие маленькие ножки, но Рейчел не смотрела на нее. Она укладывала Хедли обратно в коляску. В голосе у Морвенны появилась та визгливая нотка, которой она до сих пор иногда пользовалась, чтобы вызвать в банковских или магазинных очередях потрясенное молчание.