— Думаю, я пока отложу свои планы насчет школы подготовки секретарей, — с гордостью выдохнула Винни, и Джоэни захотелось встряхнуть ее, простить, заплакать и закричать: «Нет! Беги со всех ног!» Но все, о чем она могла думать, так это только о клевом квадратике драгоценного картона, который Винни только что сунула ей в руку, и она ответила так безучастно, что родители обменялись взглядами, говорившими еще пока не время.
Рей была убеждена, что водительских прав будет вполне достаточно для того, чтобы канадские официальные инстанции в Нью-Йорке выдали Джоэни паспорт. Джоэни не хотелось ее разочаровывать, но она оставалась достаточно сообразительной, чтобы знать — возвращение прав в свое владение было чисто символическим действием, небольшим, но солидным клином между нею и ее мучителями. Фактом оставалось то, что необходимо было их согласие вместе с мнением красавчика-психоаналитика, прежде чем она сможет выйти на свободу и воспользоваться правами. Но она взяла за правило всегда иметь их при себе. Если только это был не понедельник.
Она училась у Рей. Она тоже потихоньку становилась хитрюгой. Кроме того момента, когда включали телевизор, единственными возбуждающими событиями за день были еда и раздача лекарств. Еще до того, как с грохотом поднимались решетки над раздаточными окошками, они уже слышали, как на нижних этажах еду загружают в кухонный лифт, и начинали выстраиваться в очередь со своими подносами. У самых продвинутых среди них, как у бедных собачек Павлова, даже начинала капать слюна. Еда была скучной и жирной, но, по крайней мере, могла хоть чем-то удивить; желатиновое желе разного цвета или — признак того, что лето превращается в осень — тарелка с серым или коричневым мясом вместо яичного салата на пару.
К приему лекарств тоже требовалось встать в очередь. Но здесь не было ни малейшего элемента неожиданности, лишь дребезжание тележки с лекарствами, но, судя по тому рвению, с которым большинство пациентов бросали все, чем занимались — даже если просто таращились на кусок стены, это мог бы быть августовский грузовичок с мороженым. Или, наверное, правильной аналогией была бы церковь, ведь многие из них на самом деле послушно открывали рты, еще только подходя к медсестре, а любая медсестра, что была на дежурстве по раздаче сладкого, прежде чем вручить бумажный стаканчик с водой, чтобы запить, клала таблетки прямо им на язык.
Согласно полученному ей воспитанию в церкви, показывать Богу язык означало отсутствие благоговения, а облатку клали в вежливо подставленную горсточку (в перчатке), так и здесь, с первого дня в очереди за таблетками, она рефлекторно протягивала руку и бросала таблетки в рот сама. Пэт, или Бобби, или Марси всегда ждали, пока она их проглотит, но никогда не просили открыть рот снова, чтобы проверить. Чисто случайно, когда как-то раз таблетка зацепилась за зуб, она чуть не задохнулась, зато обнаружила, что проще простого было бросать их в рот таким образом, чтобы спрятать за щеку. Оставалось только нахально сделать вид, что жадно глотаешь воду. Вкус все равно оставался мерзким и горьким, и не всегда было легко выгрести намокшие таблетки обратно. Вместо этого она научилась сначала делать ладонь как можно горячей и потной, чтобы таблетки прилипли. Потом она делала вид, что кладет их в рот, но, отвлекая медсестру нечастым и любезным «спасибо», брала протянутый бумажный стаканчик в правую руку вместо левой.
Рей частенько, особенно в выходные, когда не хватало персонала, исчезала куда-то по вечерам, обычно на какое-нибудь из ее тайных свиданий с мойщиком посуды или санитаром на отделении. Ей постоянно хотелось трахаться. Она занималась этим не просто для того, чтобы получать что-то взамен. Она была, по ее же собственному утверждению, в высшей степени сексуально озабочена. В этом она винила неестественно высокую концентрацию эстрогена, обусловленную тем, что так много женщин держали вместе взаперти в тесном душном помещении. Она говорила, что эстроген прямо плавает среди них вместе с запахами еды.
Однако как-то раз в будний день ее не было целых два часа. Было бы неправильно привлекать к этому внимание, но время шло и Джоэни начала задаваться вопросом — а не сбежала ли Рей в конце концов одна. Подобно любой школе-интернату, Кларк представлял собой энергичную фабрику слухов. Обычно слухи были где-то по типу Сегодня вечером дадут жареную курицу в молоке или Принцесса Маргарет поменяла прическу! Только изредка ажиотаж бывал связан с исчезновением, и тогда он быстро разрастался, питаемый страхом, равно как и мятежным волнением, потому что слишком часто предполагаемый побег оказывался не более чем попыткой самоубийства, которую старались замолчать, и пациентка появлялась снова, в химических наручниках, а в одном памятном случае с обеими ногами в гипсе.