— Здесь немного шумно, — сказал он. — Звучит лучше, если слушать из леса, лежа на спине.
— Что? А ну, погоди. — Она пошарила рукой в волосах и вытащила беруши.
— Твою ж мать, как громко! — рассмеялась она. — Скоро здесь будет полиция, пусть даже соседей рядом нету.
— Да уж, — сказал он и зевнул. — Небольшой перебор.
— Ну, Пет, ты же не хочешь уже домой? Еще только двенадцать.
— Да я бы не против. Тут мудаков полно.
— Я тебя предупреждала, что ты никого не знаешь.
— Да знаю я их, мудаки они все.
— О Господи, тебе всего пятнадцать, а говоришь так, как будто тебе сорок пять.
— Извини, — сказал он.
Она провела рукой по его волосам, просто показать, что не хотела его обидеть.
— Может быть, Хед подбросит тебя до дома. Я хочу еще немного потанцевать, а потом мы хотели отправиться на Лизард. Спенсер слышал, что там на чьей-то ферме недалеко от Муллиона[54] намечается вечеринка.
— Я могу пойти?
— Ни за что. Если тебе здесь не нравится, то и там ты станешь совершенно неприкаянным, и будет от тебя лишь тоска.
— Тогда где же Хед?
— Понятия не имею. Он танцевал немного, но я не знаю, где он сейчас. Шазз, ты видела Хедли? — спросила она девушку, которая только что вылезла из одного из кошачьих автомобилей и остановилась на обратном пути в дом, чтобы прикурить у Морвенны.
Девушка взглянула на Петрока, потом посмотрела на него снова взглядом, от которого ему показалось, что он будто не одет.
— Он шел в сарай, — сказала она. — В последний раз, когда я его видела.
Морвенна ахнула, потому что единственная причина, по которой кто-то шел в сарай, был секс. Это все знали, и это стало одной из причин, почему Беттани повела Петрока в лес вместо сарая.
— С кем он пошел? — спросила она.
Шазз пожала плечами и глубоко затянулась. Она выпустила дым через ноздри таким образом, на который, должно быть, ушли недели практики.
— Без понятия, — сказала она. — Похоже, сам по себе.
И она направилась в дом.
Морвенна начала дрожать.
— Я буду внутри, если ты не сможешь найти его, — сказала она. — Думаю, мы всегда сможем забросить тебя по пути, если Спенс не набьет полную машину своими любимыми придурками …
Она пошла в дом вслед за Шазз, уже покачивая бедрами под «I Wanna Wake Up With You».
Один из домашних придурков нажал в машине на гудок, и Петрок подпрыгнул от неожиданности, что было вовсе уж абсурдным, принимая во внимание весь шум, царящий вокруг. Ему необходимо было уйти. Он никогда не умел ждать. Одной из немногочисленных вещей, которые ему не нравились оттого, что он был выходец из довольно большой семьи, была кажущаяся невозможность уйти куда-нибудь по-быстрому, в ту же самую секунду, как решил уйти. И если он волновался об относительном одиночестве, с которым столкнется в один прекрасный день, когда и Хедли, и Морвенна навсегда покинут дом, то тут же успокаивался, говоря себе, насколько быстрее он сам и Энтони с Рейчел смогут выбраться из дома. Хед был печально известен своим стремлением переодеться и почистить зубы в последнюю минуту.
То, что понималось под сараем, не было той новой постройкой без боковых стен, где хранилась солома, но было длинным, низким, каменным зданием, которым перестали пользоваться, и оно пришло в аварийное состояние, поскольку в нем отсутствовал проход, достаточно широкий для того, чтобы там с легкостью мог проехать трактор. Неровный пролет каменных ступеней упирался в дверной проем, выходивший на старый сеновал — второй этаж, ненадежные доски которого перекрывали примерно треть здания. В пещероподобном пространстве под ним лежали стопки пластиковых поддонов под картофель, стоял диван с двумя креслами, изрытые боевыми шрамами, и валялись несколько соломенных тюков. Старые машины Янгсов до сих пор выдавали маленькие, прямоугольные тюки, когда все остальные делали круглые, такие тяжелые, что и не поднять. Петрок заглядывал туда всего лишь однажды, при свете дня, и был тогда полон возбуждения и любопытства, потому что репутация здание дошла до него еще в школе, еще до того, как Морвенна решила привести в ярость родителей, мимоходом закрутив роман с самым неподходящим молодым человеком с тем же почтовым индексом. Повсюду слоем приличной толщины валялась старая солома — рай для мышей и ад для страдальцев от сенной лихорадки. Через дверной проем с сеновала проникал лунный свет, так что, когда глаза привыкли, даже в относительном полумраке нижнего помещения он мог разглядеть довольно много. Он никого не видел и не слышал, и понял, что репутация места было, вероятно, мифом сексуально озабоченных школьников, потому что даже пьяный идиот не стал бы курить в такой пороховой бочке, а ведь любой дурак знает, что люди в большинстве своем любят покурить после секса.