— А какую дату поставите?
— 2005 год. В 2006-м исполнится 100 лет со дня рождения Сергея Павловича, вот тогда моя книга и понадобится…
Такая интересная старушка, проговорил с ней часа два…
4.2.70
Некоторые эстрадные певцы, когда поют, держат руки так, как будто у них под мышками чирьи.
Вечер песен и стихов Роберта Рождественского. Много гостей: композиторы — Фельцман, Флярковский, Пахмутова; Вася Аксёнов; фотокор Гневашев; Бочаров[373]; мотоциклист, который ездит по стене; мы с Осей[374] и другие друзья дома. Алла, Катька и Людмила Яковлевна[375] взволнованны и озабочены. Песни поют Хиль, Кобзон, Кибкало и другие неизвестные мне певцы, но наверняка тоже знаменитые. У Робы оказалось много хороших песен, которые мне и раньше нравились, но я не знал, что это песни Робы. Даже финальный хорал о партии, трескучий и заунывный одновременно, когда медь оркестра глушит хор, а хор просто выкрикивает отдельные слова, даже этот дурацкий хорал, один из десятка подобных ему, порождённый казённой безвкусицей, не покоробил меня, потому что Роба рассказывал мне о «правилах игры» с властью. Другое покоробило меня. Во многих стихах и песнях речь идет о тревожной любви, о подозрениях в измене, о любимой отдалённой, брошенной, о всяком душевном неустройстве, терзаниях и тревогах. Я знаю Роберта много лет. Разумеется, чужая душа — потёмки, но, по моим впечатлениям, у него относительно благополучная семейная жизнь. Если случались интрижки, так это были именно интрижки, не более. Жена, дочь, тёща — в его доме никогда не видел я никакой напряжёнки. И я думаю, что вовсе не обязательное условие для рождения хороших стихов — душевная надтреснутость и всякий сердечный раздрай. Я полагаю, что, если ты любишь жену, об этом тоже можно написать хорошие стихи. Не знаю, я тут не специалист, кроме того может случиться, что я идеализирую семейные отношения Робы, но мне показалось, что некоторые стихи (и песни по ним) написаны не по зову души, а по зову читателя (и слушателя), даже точнее: по зову молодых сексуально озабоченных читательниц. В этих декорациях он и разыгрывает свой поэтический спектакль, и разыгрывает хорошо. Но такая поэзия может тронуть лишь так, как трогает пьеса, где между автором и зрителем стоит актёр, на которого и возложена организация тончайших контактов между ними. Я никогда не скажу, что это — не поэзия вообще, но это некая вторичная поэзия, в которой разума больше, чем сердца. Не потому ли от некоторых стихов Роберта веет какой-то сердечной прохладой?
Сказать ему об этом? Но что это даст? Может обидеться. Он должен сам это понять.
Человек ограниченный должен работать на радио, способный — в журнале, талантливый — в газете, гениальный — на телевидении. Сделать из того дерьма, какое на ТВ, конфетку, может только гений.
Саша Романов[376] выступает с инициативой учредить премию имени Гагарина за «космическую» журналистику. Ну зачем ему премия? Как раз ему-то премию давать не следует, поскольку репортажи его были бездарны. На пуске Юрия Гагарина не присутствовал ни один журналист. На запуск Титова удалось послать только корреспондента ТАСС. Злые языки говорят, что Королёв высказал пожелание, чтобы этот корреспондент был человеком абсолютно несведущим в ракетной технике, космонавтике, вообще в какой-либо технике. Тогда и нашли Сашу, бывшего дамского мастера-парикмахера. А может быть, это всё и враки. Он парень неплохой, но очень глупый.
Съезд колхозников в Кремле: десять дней, которые потрясли «Детский мир».
Не могу не написать о мемориале Вучетича[377] в Сталинграде.
Сказать, что это плохо, — значит ничего не сказать. Идея комплекса: подвиг армии и всего народа, остановившего, а потом и разгромившего врага на Волге. Как она воплощается? Лестница, идущая к вершине кургана, долгий, неспешный путь, путь славы русских солдат. Хорошо, согласен. В самом низу — стена с барельефами скорбящих людей. Кстати, почему все мужчины обуты, а все женщины разуты? Но дело не в сапожных деталях. В руках у них цветы и венки, а стоят они, по существу, на тротуаре, рядом с троллейбусной и автобусной остановками, среди снующих взад-вперёд людей, стоят явно не на месте, ибо никаких могил, к которым принесли они цветы, тут нет! Могилы — много выше, и там место всех этих скорбящих. Сами скорбящие до боли традиционны: плакатный бородач-отец, умненький, расторопный пионерчик. Ни капли фантазии и выдумки.
377
Вучетич Евгений Викторович (1908–1974) — скульптор, Герой Социалистического Труда, лауреат пяти Сталинских премий.