Всю жизнь пытался всех убедить, что заниматься наукой выгодно. Не убедил.
Дом учёных в Петербурге помещается во дворце великого князя, непосредственно примыкающего к Эрмитажу. После постройки дворец реставрировался лишь однажды в 1950 году, т. е. полвека назад. Тогда сменили занавески и штофные обои, подправили лепнину. Во дворце присутствует аромат прежнего столетия, я его уловил…
В одной из зал дворца состоялся диспут на тему «Благотворительность в России» Очень интересное выступление Шноля, который рассказывал о Христофоре Семёновиче Леденцове, богатейшем купце, который в 1895 году завещал всё свое состояние на нужды науки. По присуждению Леденцовских премий заседали специальные советы в МГУ и МВТУ, которые решали, кому и на что давать деньги. Шноль рассказал и о знаменитом меценате Альфонсе Женявском, о братьях Сабашниковых и других замечательных русских людях. Меценаты различных искусств более-менее известны (Третьяков, Бахрушин, Морозов, Щукин и т. д.), а «научных» совсем не знаем.
Потом мы сидели с Граниным. Он расспрашивал о моих делах. Я сказал, что на днях должна выйти моя книжка обо всех экспедициях по программе «Apollo», о высадке людей на Луну.
— А что, американцы высаживались на Луну? — спросил Гранин, и я не понял, шутит он или нет… Да, конечно, шутит…
Рассказал ему о записных книжках («Комсомолку» он, естественно, не читает).
— Вот это интересно! — воскликнул Гранин. — 50 лет записей! Вот это интересно!..
Сойфер вытянул нас с Граниным выступать. Потом ещё раз. Сойфер лукавил: заставлял высказываться противников Фонда Сороса, а таковых не было, поскольку в зале сидели его лауреаты. Сойфер сказал, что получил информацию из ФСБ, что Сорос якобы ведёт злонамеренную шпионскую деятельность по откачке за рубеж русских мозгов и контролирует тех, кто ещё остался в России. На что Курдюмов заметил, что никакой «откачки» не требуется, поскольку каждый претендент на соросовскую стипендию подробнейшим образом описывает свою работу и ожидаемые результаты.
Я Сороса понимаю, в конце концов все эти шпионские подозрения ему надоедят и он просто пошлет нас на х… Кто берётся объяснить: зачем он потратил почти миллиард (!) долларов на Россию?
Сойфер смеялся, что в Штатах его тоже не понимают. Я сказал:
— Да зачем вы выясняете продуктивность вашей программы у лауреатов? Вы говорите, что в министерстве образования зам. министра вас на дух не переносит, что на Лубянке генералы убеждены в том, что Сорос — шпион. Так давайте их послушаем. Пусть они будут вашими оппонентами…
В роскошном зале Дома учёных во время столь же роскошного прощального ужина мальчик-пианист играл для нас вариации Шопена. Зовут его Саша Степанов. Играл изумительно, виртуозно, едва ли не лучше самого Шопена. Дай ему Бог, чтобы всё у него сладилось.
Профессор химии, соросовский лауреат Исаак Абрамович Подольный рассказывал мне, что писатели в Вологде, в числе которых были Белов и Распутин, приняли постановление об изъятии учебников Сороса из библиотек. Осталось совсем немного до того, как начнём сжигать Гейне и Фейхтвангера!
Семен Соломонович Герштейн, физик из Протвино, говорит вдруг:
— А вы меня не помните? Мы с вами вместе встречали однажды Новый год в Черноголовке у Льва Петровича Горькова…
Я вспомнил, хотя прошло тому уже 30 лет.
— А вы знаете, почему я тогда ушёл из квартиры Горькова? — спросил я. — Все рассказывали разные весёлые истории, и я рассказал, как на педагогической практике в школе мой товарищ Юра Рост, когда нагрянула комиссия с проверкой организации «подвижных игр», срочно изобрёл для школьников игру «Тятя, тятя, наши сети притащили мертвеца…» Так вот, когда я сказал, что Рост был студентом института физкультуры в Киеве, Горьков и его коллеги стали этак выразительно вращать глазами: «Вот, мол, какие у него друзья — учатся в физкультурном институте…» Так вот, я обиделся за Роста и ушёл…
— Не может быть! — воскликнул Герштейн. — Роста я знаю! Рост — замечательный журналист!.. Надеюсь, и Горьков понял это, хотя он теперь живёт в Америке и наших газет, наверное, не читает…