Слава богу, впереди был год отпуска.
Через год Дина таки вышла на работу, но дистанционно. Хазиев Расих Рифкатьевич поймал себя на противоречивых чувствах по этому поводу, с одной стороны, он очень сильно разозлился, узнав, что Дина Валерьевна выходит-таки замуж да за какого-то непонятного испанца. А он-то думал, что она сексуальная расистка. С другой стороны, от сердца отлегло, потому что она не открывала свой бизнес, а ведь могла бы прихватить всю базу клиентов и поставщиков с собой, хоть в Испанию, хоть в Антарктиду. Международный бизнес это позволял. Чувства боролись, но деньги для предприимчивого татарина оказались важнее, и он согласился стать посаженным отцом на свадьбе лучшей сотрудницы и «какого-то непонятного Антонио Бандераса», как между собой стали все называть Карлоса.
Карлос был особенно счастлив! Он, как и Дина, всегда мечтал иметь жену, которую бы любил без памяти, даже если она русская из Сибири и с норовом как у севильского быка.
Мечтал иметь двух дочерей и собаку. Почти все сбылось.
Конец, хотя мне, как и вам, очень интересно узнать, как же там поживает международный бизнес и просто Дина.
«История 108. Прокурор и Лося»
Это была одна из самых красивых женщин, которых видел наш город. Я имею в виду не тех длинноногих, вечно голодных субтильных губошлёпок, а по-настоящему красивых, сильных, умных женщин, на плечах которых держится этот земной шар.
Татьяна Викторовна Чародей была главным прокурором нашей области. Бессменным прокурором, совестью региона, лицом справедливости. Ее боялись, любили, ненавидели, уважали, а еще больше восхищались. Ни одного скандала, ни одного пятнышка на честном имени Татьяны Викторовны не помнил никто за все времена ее местничества. Когда она шла по залу суда, казалось, что от нее исходит свет, кому-то ангельский, а кому-то испепеляющий дотла. Татьяна Викторовна обожала свою работу, свою семью и сенбернара Лосю.
Высокая, статная, с большой, как и положено, русской женщине грудью, в которой вмещались любовь и сострадание к родной земле и ее землякам. За глаза ее называли просто «матерью». И это очень хорошо отражало как внутренний, так и внешний облик прокурора. Многие судьбы прошли через ее суровое, но справедливое сердце, бившееся в этой большой груди, которой так шла форма прокурора. Оно никогда не было равнодушным, никогда не отмалчивалось, никогда не жеманничало, хотя нельзя было назвать Татьяну Викторовну хохотушкой или болтовницей. Просто она говорила то, что думала, а что думала, то и делала. А лучше всего она делала свою работу. Одну из самых сложных работ на свете – обвинять и наказывать. Никто бы ни за какие коврижки, не захотел побывать на ее месте, если б знал, из чего состоят будни прокурора области. В ее подругах ходили начальница БТИ города, начальница налоговой города, начальница ГОРОНО города и другие начальницы и начальники. Их замечательные четвероногие друзья обслуживались у меня лично, ибо я являлась личным проверенным ветеринаром всех этих бонз и их питомцев.
– А правда, что вы пишете роман про любовь? И уже имеете сто историй от земляков? – спросила звучным голосом Татьяна Викторовна, пришедшая на внеочередной прием с Лосей, который странно покашливал. Сегодня главный прокурор выглядела особенно прекрасно: элегантный костюм облегал мощное стройное тело, от нее пахло дорогими роскошными духами, макияж и прическа подчеркивали благородство и высоко несомую власть в ухоженных руках сильной женщины в полном расцвете сил и лет. Примерно где-то за сорок пять с хвостиком.
– Правда, – рассмеялась я, удивившись, что такой серьезной даме интересны всякие фривольности. И принялась осматривать сенбернара, который слегка приуныл от непогоды. – Сто семь историй.
– У меня для вас есть еще одна. Сто восьмая.
Я приподняла голову и с еще большим удивлением всмотрелась в главную хранительницу справедливости нашей губернии.
– Это история настоящей любви, которую я создала сама вот этими руками, пропустила через сердце и голову, – она задумалась и засмотрелась вверх.
В школе я числилась в первых красавицах, и хотя мне это льстило, на самом деле, это не играло никакой роли, потому что в голове у меня бродили совершенно другие мысли. Я была странная, себе на уме и порой сама не понимала, чего хочу. Возможно, именно это и придавало особый оттенок моему образу, высокой, большой, задумчивой дылде с белозубой улыбкой, в которую влюблялись и однокурсники, и малышня, и даже преподаватели. На последних классах только ленивый не отправил мне секретной записки с объяснением в любви. Это сейчас требуется время, чтоб влюбиться и решиться. Раньше не влюблялись, а сразу решались и любили до гробовой доски. Но я не читала глупых записок, потому что осенью, перед самым выпуском, влюбилась по самые уши в одного заезжего командировочного журналиста, который освещал в своей газете строительство какого-то очень важного объекта в нашем регионе, и поэтому на время его командировки забывала не только про уроки и занятия, а как меня звали.