– Тетя Люба, я же не против еды со стола. Больше вам скажу, сухой корм – это отрава, коммерческий продукт, ради наживы который выдают за еду для собак.
– Только идиот может накормить свою собаку этим сухим козьим пометом! – в бешенстве повторяла каждый раз тетя Люба.
– Полностью с вами согласна. Но и в еде с человеческого стола должна быть мера. Все-таки салаты с майонезом, фаршированные перцы, десерты – это тоже излишества. Собака может погибнуть от такого питания, ведь это не ее настоящий рацион.
– Ну а если это его любимые блюда? Он же просит глазами – я же вижу! – отчаянно махала руками женщина. – Он же животное! У него же есть инстинкты! Вот скажем, свинину он ни в какую! Не любит, и все! Прям мусульманин какой-то. А курицу – пожалуйста! Баранину – пожалуйста. А при виде помидор, бананов, мандаринов – прям сознание теряет?! Это же витамины?! Организм требует! – бессвязно продолжала раздосадованная тетя Люба, все же чувствуя за собой вину, до чего довели собаку ее витамины.
– Я посещала конференции, где рассказывали, что в тропиках водятся хищники, волки и лисы – вегетарианцы. Из-за разнообразного питания им не нужно убивать и есть сырое мясо. В своей практике я также встречала и домашних животных, которые ели сырую картошку, и даже лук, – подтвердила я. – Это правда! Но все же мы говорим о живых натуральных продуктах, а, уж простите, в вашем оливье и перцах их не осталось ни капельки. Зато там майонез и уксус в дозах, которые не усваиваются даже взрослым человеком. Что говорить про собаку?!
– Что ты предлагаешь? – нахмурила черные брови соседка.
– Собака в хорошем состоянии, но ей нужна диета. Месяц на овсянке, – я посмотрела на обескураженную женщину, будто той только объявили, что фашисты вновь напали на ее родину. – Но с добавлением мяса и рыбы, безусловно. Фрукты пока отложить. До выздоровления. Потом только по согласованию со мною.
Я записывала на бумаге, какие лучше всего лекарства, естественно натурального происхождения, можно пока подавать несчастному грустному псу, чтобы как можно быстрее выйти из этой неприятной ситуации.
– Скажи мне, девочка, – вдруг начала тетя Люба совершенно другим тоном, забывая про пса, которого выгнала на улицу подышать свежим воздухом, – правду люди судачат, что ты в Москву переезжаешь, бросаешь практику и становишься там столичной штучкой, что с ногтями и губами по колено ходят? – и пошла заваривать кофе.
– Погадаете? – спросила я вслед, зная, что погадать все равно придется. И стала подозревать, что не Чебурашка являлся причиной приглашения на кофе.
– Я тебе уже давно говорила, в Москве гнезда тебе не свить. Здесь судьбу найдешь!
Мне нечего было ответить. В Москву я не собиралась. Моя судьба в виде суженого-ряженого не ждала меня пока ни здесь, ни там. Но гадания тети Любы всегда улучшали настроение, кстати, периодически сбываясь. Поэтому я уселась за милый столик, где уже разливался ароматный кофе, чтобы рассказать, кто и зачем ждет меня в Москве и где же мне свить гнездо, если не на Красной площади.
– Знаешь, то, что ты пишешь книгу о любви – это очень хорошо, – начала философски тетя Люба, окончательно забывая про диету Чебурашки. – Любовь такая сложная штука, ее ведь описывают столько, сколько живет само человечество. А все никак описать не могут. Уж и поют про нее, и рисуют, и танцуют. Вон как твоя Плисецкая. А что толку?
Она указала на телевизор.
– Включишь зомбоящик – уж там все клоуны телевизионные на разный манер про нее и блеют, и млеют. Старая карга молодого идиота полюбила и родила ему на пенсию циркачки чужих детей. Девчонки-молодухи, у которых еще молоко на губах не обсохло, в трусах и лифчиках, а то и в чем мать родила, – она присвистнула. – Позор рода! Куда мать с отцом смотрят! Опять про любовь ноют. Ну какой дурак их полюбит, если они как последние продажные кошелки уже наизнанку вывернулись, гланды видать? Ну, естественно, такие же беспризорные, татуированные с пяток до макушки, которые матюкаются почем зря, будто в зоне родились. Они, что ли, про любовь что-то знают?
Она подставила красивую руку под красивый подбородок, а другой пододвинула ближе ко мне свежеиспеченные плюшки, пахнущие так, что я забыла про диету Чебурашки и свою заодно.
– Любовь, милочка, это такое слово, которое лучше, как и имя бога в суете не произносить. На этом слове род человеческий стоит и будет стоять. Ибо любить – значит божественное через себя лить и изливать потоком нескончаемым на избранного. – Она внимательно и очень серьезно посмотрела мне в глаза. – От этого слова дети рождаются.
Я поперхнулась и закашлялась. Тетя Люба, похоже, решила рассказать мне об интимной жизни с дядей Толей. А это была тема настолько невозможная для представления моему воображению, в общем-то весьма развитому, что даже пересохло в горле.