А бесконечные попытки вскипятить воду взглядом!
– Так что ты, говоришь, тебе там было непонятно? Как воду кипятить? Зачем тебе количество теплоты куда-то прикладывать? Оставь ты уже свое физическое образование в покое! Научись контачить с элементалами!
Дальше шло в том же духе: что я не тем местом колдую, что мне надо работать тормозом на маневренном локомотиве, а не в магию соваться, что… Много еще чего…
Иногда даже карамельки не могли перебить привкус горечи от собственной тупости.
Дерево я постигала все же отдельно – старший друид настоял. Пыталась совладать с вьюнками и лианами, учила язык деревьев. На этих занятиях я и сдружилась с Антоном окончательно. Именно он не дал мне окончательно пасть духом, когда выяснилось, что древесные языки я осилить неспособна. А без них – не вырастить ни избушки, ни захудалого пенечка…
Помню, в один прекрасный день я выложилась по полной программе – что у мастера Лина, что, затем, у мадам Жириновской. В дерево Друидов я едва заползла, и высунув от натуги язык, плюхнулась на деревянную скамейку.
– Нелегко тебе приходится? – посочувствовал мне Антон.
– А ты как думаешь? – вяло огрызнулась я.
– О, силы еще есть, – констатировал друид. – Тогда приступим.
Я тяжело вздохнула, и постаралась войти в контакт с тоненьким побегом лианы, фривольно разлегшимся у ног Антона.
– Закрой глаза, легче будет, – посоветовал молодой друид.
Сидела я так минут десять, вспотела вся – свежая футболка промокла. Я потом у меня не стало сил напрягаться, и я расслабилась. Каково же было мое удивление, когда я услышала радостный возглас друида:
– Она шевельнулась! И смотри – ползет!
– Кто?! – аж вскочила я.
– Да лиана эта несговорчивая! Ура!!
На радостях Антон бросился было хлопнуть меня по плечу, но забыл об обретшем самостоятельность растении, опутавшем его ступни, и растянулся во весь рост. На звук упавшего тела подоспел старый друид, и, когда узнал в чем дело, чуть не прослезился от радости.
– Ну, слава тебе, Дерево! – воздел он посох вверх. – Все-таки, ты на что-то годишься!
В ходе этих занятий выяснилось, что утонченный Антон обладал изрядной долей чертовщинки в характере. Вроде тихий-спокойный, а как отмочит что-нибудь – так всех святых выноси! И на то у него были свои причины.
Однажды, еще в подростковом возрасте, ему сильно досталось от темных эмпатов-недоучек: юный друид неосмотрительно зашел на площадку перед троллем эмпатов. Он отбивался, как мог, но силы были уж слишком неравными – один друид против пятерых неуравновешенных темных. Выращенные им лианы смогли только на какое-то время обездвижить троих маленьких негодяев, но остальные изрядно его отмутузили. Дело могло бы закончиться и вовсе печально, не подоспей подкрепление из юных светлых. А там и Борис Иванович с дедом Максом подбежали. С тех пор, кстати, и была проведена сигнализация в кабинет начальства – та самая, которую я услышала в самый первый день пребывания в Заповеднике.
Антон остался жив. Отделался он парой переломов, полностью спаленными волосами и ожогами разной степени тяжести. Где-то с неделю провалялся в лазарете – все книжки, какие нашлись у старшего друида, перечитал. А нашлись у деда почему-то только добрые книжки. Не помогло.
Выздоровев, юный друид, хакер этакий, взломал ключ-пароль в лагерь темных, и заставил елочные избушки нашептывать обидчикам сны о добром и вечном. Те чуть было гробы (мода у них такая на кровати была) не разнесли от подобных «ночных кошмаров», но проснуться так не смогли. Компоненту магии сна в жилище обидчиков юный друид не нарушал. Наоборот, усилил…
Незадачливых юных магов еще долго приводили в себя после этого случая.
Антону, конечно же, влетело от наставников по первое число. Но не настолько сильно, чтобы отучить давать сдачи. Более того, с годами друид подучил оборонную магию, и темные тинэйджеры-маги уже не решались на него нападать. А после нескольких честных учебных поединков, в результате которых в лазарете отлеживались исключительно эмпаты, против Антона вообще никто из темных не выходил.
Но была у этого всего и оборотная сторона – характер у друида, закалившись в боях, немного отличался от общепринятой нормы. Поначалу Антон вообще ничего путного, кроме «кактусов», вырастить не мог. Дубы там, липы, березы – все одно с колючками получались. Конечно, к концу официального обучения, к двадцати пяти годам, Антон знал и умел все, что полагается друиду. И даже больше. Но характер у него так и остался колючим. И, вместо того, чтобы уходить в сторону от любых конфликтов задолго до того, как они начнутся, парень вступал в борьбу со злом и несправедливостью. Потому-то он все никак не мог выйти из звания ученика, хотя по знаниям и умениям был давным-давно достоин посоха специалиста. Дед Макс вздыхал, но не торопил события – все равно ведь бесполезно.
А я, глядя эту на эту пару ученик – учитель, сильных отличий в характерах не очень-то замечала, если честно. На мой взгляд, дед Макс тоже особой уступчивостью не отличался…
***
Под конец учебного дня я посещала начальство – Борис Иванович заявил, что будет меня первые месяцы обучать лично. Его занятия начинались отнюдь не с полезного умения постановки защиты. Но с лекции об ответственности за поступки, выборе в каждый момент времени, вреде тщеславия, и прочего занудства. Понятное дело, что ответственность возросла, так как возросла сила и возможности. Что же касается тщеславия, то я, если честно, вообще не понимала, в каком-таком обществе я смогу блеснуть подобным пороком – наипервейшей моей задачей было не привлекать к себе излишнего внимания со стороны «обычных» людей.
– Не понимаешь? – возражало мне в таких случаях начальство. – А кто меня про соревнования по ушу спрашивал?
– Так ведь я же не хотела на них попасть!
– Не хотела бы – не спрашивала, – парировал Борис Иванович. – Тема закрыта.
В ответ на подобные инсинуации я только покорно вздыхала – спорить с могучим магом под конец тяжелого дня не было ни сил, ни желания. А тот, отчитав меня за норов, переходил к «разбору полетов» – к тому, что у меня не получалось за день. Иногда после таких «разборов» я попадала в лазарет – ожоги подлечить.