Или взять те же лекции по астрономии. На них нам так красиво рисовали картинки расширяющейся Вселенной, и рассказывали захватывающие байки об прытких электронах, добегающих до конца мира, и лезущих по его стенке, а мое неуемное воображение себе их так красочно представляло, что предмет превращался в праздник.
А вот потом все стало кисло. После распределения по кафедрам меня припахал научный руководитель к решению задач, нужных ему для докторской диссертации, и очень скоро я почувствовала, что начинаю хуже видеть – еще бы, сидеть и часами тупо пялиться в фотопластинки после целого дня учебы! И что-то внутри меня взбунтовалось. Именно тогда я и решила уехать в Китай.
И это был еще «лучший случай»…
…В худшем случае попытка поработать «на дядю» кончалась серьезной болезнью или травмой…
Не пойду в аспирантуру! Нет у меня своего интереса к фундаментальной науке!
Тук-тук-тук.
Кого еще несет?
Я встала, открыла дверь.
– А Таня здесь? – вопросили меня с высоты двух метров.
– Только что ушла, – задрала я голову, изучая неандертальскую внешность посетителя. – Заходи вечером, наверняка застанешь.
На лице парня отобразились немыслимые усилия, затраченные на мозговую деятельность. По правой щеке поползла струйка пота.
– Ну, тогда я пошел на тренировку, – пробурчал себе под нос этот наверняка баскетболист, и, побрел, возвышаясь, в сторону лифтов.
Кстати, о тренировках… Пора бы и мне размяться-то… Черт! Меня же сегодня припахали к зачету! Взамен то ли Волковой, то ли Перова, то ли кого-то еще. Впрочем, мне-то как раз все равно взамен кого. Разве что студентам, что сдадутся быстро и безболезненно…
Надо было поторапливаться.
Я быстро облачилась в спортивные штаны, только вчера приобретенные за нечеловеческую сумму в фирменном магазине, обычную хлопчатобумажную футболку, повязала вокруг поясницы джинсовую рубашку. На всякий случай – вдруг на улице прохладно? И только-только успела завязать кроссовки, как:
Тук-тук-тук. Очень уверенный. Такой бывает только у…
– Откройте, милиция! – раздался пропитый бас.
А для кого я, скажите на милость, деньги сегодня передавала? И… вообще, ну почему я до сих пор не за пределами главного здания?
Эти неконструктивные «охи» и «ахи» вертелись в моей голове, пока я открывала дверь – все равно отсиживаться было бесполезно, у доблестного участкового ключи запасные от всех номеров имелись.
– А, это ты, – широко улыбнулся в предчувствии наживы хорошо, и, увы, печально знакомый мне мент. – Ну как, ты все еще прописана в своей Тмутаракани, али в аспирантуру поступить удосужилась?
– Денег нет, – широко улыбнулась я, костеря в душе нерасторопную Дмитриевну на чем свет стоит. – Но сто рублей могу от щедрот выделить.
– Давай, – тяжело вздохнул участковый с таким видом, словно это он давал мне в деньги, а не я ему. – Но чтобы к концу дня… – нахмурившись, он псевдо-грозно посмотрел на меня. – Короче, ты в курсе.
О чем это он?
На лице участкового вдруг заиграла гаденькая ухмылка. Он провел своей лапой по моей руке, меня перекорежило от гнева и отвращения.
И тут оно случилось. То самое, о чем я никогда не рассказывала никому. Даже Таньке. Об огне. Точнее, о моих редких, и абсолютно неконтролируемых «паранормальных способностях». Об умении поджигать легковоспламеняющиеся материалы безо всяких там спичек и прочих зажигалок. Один раз я чуть было не устроила пожар. Как сейчас помню, мне приснилась какая-то выворачивающая душу мерзость. Проснулась я тогда от удушливого запаха – тлело одеяло. А в окно светила огромная полная луна.
Но подобные казусы случались настолько редко, что я до сих пор не удосужилась как следует озаботиться на их счет. А зря. Вот и сейчас события последнего часа не прошли даром, но накопились, и ждали «последней капли», чтобы радостно выплеснуться на поверхность.
Протянутая участковому сторублевая купюра вспыхнула.
– Шутки шутить со мной вздумала!? – отпрянул от меня тот. – Немедленно давай сюда пятьдесят баксов, или я вызываю пожарников!
Деньги у меня были. А еще у меня было ослиное упрямство. И злое недоумение по поводу того, насколько нужно быть жадным, чтобы не заметить… ну не чуда, конечно, но чего-то в этом роде.
Неизвестно, чем дело бы закончилось, если бы не трое в черном в конце коридора. Зловещие, решительные, вселяющие неуверенность в себе и безопасности окружающего мира, вплоть до желания свалить куда угодно. Хотя бы в комнату. Мент вдруг как-то стушевался, пробормотал что-то типа: дела, дела, загляну попозже, и, пятясь задом, убрался от моей двери. Отойдя на пару шагов, он как ни в чем не бывало, продолжил свое косолапое дефиле по этажу.
Я перевела дух (в глубине души горячо поблагодарила неприятных типов), и, скосив глаза, какое-то время смотрела за тем, как он шел по обшарпанному коридору, изучая номера дверей и сверяясь с какой-то бумажкой в руке.
А трое остановились в метре от меня. Перегородив отступ к лифтам, они молча, не отрываясь, смотрели на мою скромную персону. И веяло от них… даже не страхом, нет. Чем-то нездешним…
Участковый тем временем скрылся за поворотом, и вскоре раздался настойчивый стук в дверь, а потом утреннюю тишину снова нарушил пропитый бас. Вторил ему заикающийся вьетнамский говор. К характерному запаху общаги начал примешиваться не менее характерный запах жареной селедки. Я поморщилась. Очень скоро запах расползется по всему коридору. Пора было делать ноги.
– И часто с тобой это бывает?
– А? – посмотрела я с удивлением на вдруг заговорившего правого крайнего. – Что бывает? И кто вы вообще такие?
Только сейчас я удосужилась рассмотреть их как следует. И увиденное меня, признаться, встревожило. Черная одежка оказалась одинаковой у всех. И при этом явно нездешней. Это были не деловые костюмы, не дирижерские фраки, не то, во что рядились китайцы обоего полу, начиная со времен великого Мао…
– Не знает, – констатировал тем временем средний.
Левый крайний согласно покивал головой:
– Боссу понравится наша расторопность.
– Но она не наша.
– Зато местному не достанется.