На десерт – домашний прохладительный напиток: сухое молоко в высоких стаканах с кубиками замороженного кофе с щедрой порцией корицы и миндальной настойки.
Посещать бары в выходные стало совместным ритуалом, который я смогла осмыслить лишь много лет спустя, когда я устала от одиночества. Каждую пятницу все повторялось.
«Скорей, Оди, попытаемся заполучить сегодня столик». В «Лорелс», как и в остальных барах, крошечные столики по краям танцпола доставались тем, кто приходил пораньше. Иногда мы там встречали Виду и Пэт – из немногих знакомых нам Черных лесбиянок. Они предпочитали, чтобы их называли дайками, и казалось, что у дайков всё куда лучше схвачено, чем у просто лесбиянок, но мы всё еще боялись этого слова, которое часто использовали как ругательство. Вида и Пэт делили жилье с Джерри, тоже дайком, и мы заглядывали к ним в Квинс на вечеринки. Вида и Пэт были старше и степеннее большинства наших подруг. К нам с Мюриэл они относились очень по-доброму, иногда покупали нам еду, когда у нас кончались деньги, и нянчились с нами, что я одновременно ценила и презирала: например, они всегда хотели убедиться, что после вечеринки мы сможем доехать до дома или найдем место для ночевки.
Однажды теплым субботним вечером мы с Мюриэл глазели на высокие кучи спелых дынь в лотках напротив «Балдуччи». Тротуары Гринвич-авеню была заставлены ящиками красивых и дорогих овощей и фруктов. Через дорогу оттуда, в ранних летних сумерках, несколько беспокойных мужей и любовников стояли под решетчатыми окнами женской тюрьмы на западной стороне Гринвич-авеню и перекликались с невидимыми, но отлично слышимыми заключенными. Новости и нежности летали вверх и вниз, игнорируя проходящих мимо пешеходов: обсуждались адвокаты, тюремные сроки, семьи, условия содержания и бессмертная любовь. Эта женская тюрьма прямо посреди Виллидж всегда казалась очком в нашу пользу: бунтарский кармашек женского неповиновения, который вечно напоминал о возможности – и о наказании.
– Думаешь, удастся стырить мускатную дыню? – У меня слюнки текли от мысли о свежем сладком фрукте. Я посмотрела вверх по Гринвич, где становилось всё больше вечерних гуляк. И решилась – на слабо, без страха.
– Не знаю, но давай попробуем. Я схвачу одну с краю, и дерну по Шестой. Если он за мной побежит, кричи: «Держи вора!» – а на углу с Вэйверли встретимся.
Мы беспечно разошлись, и Мюриэл направилась к апельсинам, ощупывая их, будто собираясь купить. Торговец фруктами направился к ней в предвкушении. Я бочком подобралась к ящикам за его спиной, схватила самую зрелую дыньку, что попалась на глаза, и рванула. Первое правило уличного воровства: старайся делать это на односторонних улицах и всегда беги против встречного движения. Я понеслась по Шестой авеню, избегая испуганных прохожих, и лишь слегка запыхалась. Довольная свершением, прислонилась к чугунной ограде, чтобы рассмотреть прекрасную добычу и дождаться Мюриэл.
Внезапно меня за плечо схватила рука. Сердце ушло в пятки, но я старалась выкрутиться, даже не оглядываясь и не отпуская дыню. Ох ты ж, черт!
– Успокойся, подруга, это, к счастью, всего лишь я! – узнав грубый добрый голос Виды, я выдохнула от облегчения. Стекла по ограде, не в силах ответить. – Я знала, что это ты. Ехала вверх по Шестой, вижу – ты булки рвешь. Ну, говорю себе, давай-ка запаркуемся, что ли. Узнаем, что там дружище делает.
Мюриэл вышла из-за угла и замерла, заметив Виду. Мы переглянулись. Не такими мы хотели перед ней предстать. Уж точно не жалкими воровками фруктов в субботний вечер. Вида раскатисто рассмеялась.
– Хорошо я вас припугнула, правда? – ее голос вдруг изменился. – Ну, ладно. Вам лучше с этими дурацкими делишками заканчивать, пока кому-то другому не попались. Пэт в машине, давайте прокатимся.
Мы с Мюриэл постоянно разговаривали. Я знала, с кем хочу провести остаток дней, но, казалось, времени вечно не хватает, чтобы высказать всё и угнаться за всеми кусочками наших жизней, что существовали задолго до встречи. Наша новизна была нам более знакома, и я удивлялась, насколько дорогим становилось для меня лицо Мюриэл. Идея о нас вместе была самой прекрасной и новаторской, я постоянно ее обдумывала, изучала и испробовала каждый аспект того, что значит быть навеки привязанной к другому человеку.
Ложиться и просыпаться день за днем рядом с женщиной, лежать в постели в обнимку, дремать, быть вместе – не в тесных рамках быстрого, словно украденного удовольствия, или дикой страсти, – но как солнечный свет, день за днем, в постоянстве жизни.