Вечеринки у Джоан и Никки были совсем другими. Мало музыки, да и та не танцевальная. Много вина, красного и белого, потому что Никки и Джоан были скорее шортами-бермудами, чем рабочими штанами. Одно из самых очевидных различий между двумя группами заключалось в спиртном: у одних крепкие напитки, у других – вино. Если я выпивала больше бокала любого вина, у меня разыгрывалась изжога, да и вообще – сухое казалось мне слишком кислым. Пристрастие к полусладкому вину расценивалось как признак невзыскательного вкуса, однако оно стало еще одной моей тайной слабостью, как и мягкое мороженое, – предаваться ей я могла только в компании надежных, верных друзей.
А еще у них вечно не хватало еды. В тот вечер ради праздника Никки и Джоан поставили в углу огромной, с высокими потолками, гостиной нарядно накрытый стол. На старой льняной скатерти, доставшейся Никки от матери, ярко-красной пуансеттией рдели вырезанные из фетра салфетки, а на них – маленькие чашечки с картофельными чипсами, крендельками, крекерами и сырами, миска сметанно-лукового соуса из готовой смеси для лукового супа «Липтон» и крохотные баночки красной икры в ярко-зеленых передничках. Еще были блюдца с оливками, сельдереем и соленьями по краям стола, и по углам квартиры стояли корзиночки с разными орехами. Я же только и думала, что о сосисках в тесте, жареных куриных крыльях, картофельном салате и горячем кукурузном хлебе с последней вечеринки у Джерри с подругами, – и ведь понятно, что дело не в деньгах: красная икра куда дороже курицы.
Атмосфера в комнате была мрачноватая. В основном женщины сидели тесными кучками и тихонько общались, в воздухе висел звук умеренности – густой и тяжелый, как дым. Никто не смеялся, хотя я всегда считала, что вечеринки должны быть веселыми, даже если сама их такими не находила и никогда не знала, что сказать. Пришлось заняться изучением книжных полок.
Мюриэл общалась с легкостью. Казалось, она попала в свою стихию, и ее мягкий голос и ускользающие смешки раздавались то там, то сям, пока она прохаживалась по дому с сигаретой и бутылкой пива в руке. Я всё разглядывала книги, ощущая свою неловкость и явное одиночество. Пэт, подруга Никки по газете, подошла и заговорила со мной. Я слушала ее с благодарностью и большим облегчением.
Мы с Мюриэл ушли вскоре после полуночи – рука об руку до метро на Сентрал-Парк-Уэст. Было приятно выйти на зябкий морозный воздух, и даже усталость была приятна. Мы весело шагали по пустым улицам, болтали о всяких глупостях и смеялись, шутили о своих подругах из верхнего Манхэттена, что пьют сухое вино. Из нарядно подсвеченных, по-праздничному распахнутых окон периодически дудели рожки.
В свежей пощипывающей зимней ночи, рядом с Мюриэл, внутри меня разливалось что-то мощное, многообещающее, наполняя волнением и радостью. Я думала о других новогодних ночах, которые провела одна или болтаясь на Таймс-сквер. Какая удача, какая благодать.
Я сжала руку Мюриэл – и она отозвалась крепким пожатием. Я была влюблена, начинался новый год, и будущее имело форму восходящей звезды. Ровно год назад, на Седьмой улице, мы закрыли за Реей дверь, выключили огонь под кофейником на плите и легли вместе, сердце к сердцу. Настала наша первая годовщина.
Мы пришли домой и как следует отметили, пока восход не запел под ритм наших тел, нашего тепла.
Когда мы встали, Мюриэл сделала огромную кастрюлю «скачущего Джона», риса с коровьим горохом, – готовить это блюдо она выучилась у Лиона, филадельфийского друга Сюзи, и очень им гордилась. Я смеялась, глядя, как она важно вышагивает по кухне, вся разрумянившаяся, размахивает деревянной поварешкой и ликует, что еда вышла как раз такой, как надо, не переварилась.
Вечерело, к нам заходили подруги, мы желали друг другу радости и ели, ели. Иные с похмелья, иные в депрессии, иные просто сонные после целой ночи празднеств и удрученные мыслями о завтрашней работе. Но все соглашались, что «скачущий Джон» в кастрюльке у Мюриэл был лучшим, который нам доводилось пробовать, и в новом году у каждой всё будет супер.
Никки и Джоан ушли последними. После этого мы с Мюриэл оставили тарелки и кастрюльки отмокать в крытой части раковины, забрались в постель со своими блокнотами и стали писать новогодние миниатюрки. Мюриэл выбрала сюжет «Человек из края, где никто не живет». Закончив, обменялись блокнотами и прочли тексты друг друга, чтобы перейти к следующей теме.
Вот что она написала: