— Ты, доча, старух не слушай, волосья-то хоть в красный покрась, дак все равно ж как у нас станут. Им-та завидно просто, давно молодых у нас не было. На Ведовки едешь?
— Ага. — умело поддержала я беседу.
— В первый раз-то, не боязно?
— А чего там у вас такого, страшного? — подумав, что бабка немного не в себе, я решила свернуть так чудесно начавшийся диалог. — Если что - я себя в обиду не дам.
— Ну-тко, смотрите на нее… — старуха поджала тонкие губы, покачала головой и отвернулась к окну.
И хорошо. Потому что остальные бабки стали оборачиваться, перешептываться, словно обсуждали мои слова и противно хихикать. За эти трясущиеся от смеха сгорбленные спины я их возненавидела просто. Тупые старухи, ничего в своей серой жизни не видевшие. Для них девушка в штанах и ботинках , да еще с зелеными волосами - событие, которое они будут обсуждать еще год. Через полчаса бабка, сидевшая напротив меня опять со мной заговорила. Да что ж ей неймется.
— А ты, доча, у кого остановишься -то? Ночевать где буш?
Я достала из рюкзака бумажку, которую дала мне Дрожкина-Тырц. Она там списывалась с какой-то женщиной, готовой приютить студентов, на бумажке был адрес и имя.
— Вот у меня записано, бабушка. Улица Сычий погост, дом 2. Аглая Ивановна. Там комнату для студентов сдают. А мне всего на два дня.
— Да кто ж тебя к Глашке-то послал? — охнула старуха, — Да еще и на Ведовки! Ты погоди, погоди… Лучше я тебя к Лешачихе нашей на постой определю. Там спокойней будет.
— Да ну что вы, мне адрес преподаватель дала наша. Она уже договорилась, не надо...
А бабка уже орала на весь автобус.
— Лидка! Лидка! До Лешачихи доехал кто? Девку, во, к Глашке послали на Ведовки, ты ж понимаш?
Лидкой оказалась та старушка в плюшевом салопе. Выправив из-под платка бледное ухо, она принялась натужно орать, переспрашивая, видно со слухом все плохо было. В конце концов было выяснено, что у неведомой Лешачихи сейчас постояльцев нет, и мне лучше поселиться у нее, а у той Аглаи сейчас не сезон. Как сказала бабка Лида, у Аглашки Ивлевой волки в огороде воют.
Что там за волки, я не поняла, но и жить на улице в названии которой есть слово “погост” тоже не хотелось. Может и к этой Лешачихе лучше будет. Бабки меж собой уже обо всем договорились, и та, что сидела напротив меня сказала, что отведет к хозяйке дома, а завтра сама Лешачиха на Ведовки пойдет и вот тогда, мол, ты , девка все и увидишь.
— Тебя, доча, как звать-то? — снова наклонилась ко мне старуха, втягивая воздух ноздрями. Да что ж она меня все нюхает, может пованиваю уже? Сутки в поезде Москва-Архангельск, да потом на дневной жаре торчать и в душном автобусе уже почти час - никакой дезодорант не спасет.
— Настя.
— А меня баба Стеша все зовут, и ты так зови. Ты, девка, меня держися, я ж вижу что в первый раз едешь. Ты к этим, — старушка кивнула на остальных бабок, — лучша не прибивайся, они тебя на два счета сжуют.
— Чем сжуют? — мне стало смешно от такого предупреждения. Беззубые старухи меня сжуют.
— Знамо чем. — и бабка ткнула пальцем куда-то себе между ног. — Всё мандой своей вытянут. Силы, молодость, радость, и не радость тоже.
Ошалев от такого предупреждения, и преисполнившись осознания, что баба Стеша точно сумасшедшая, я решила что надо ее отвлечь от такой темы и за одно собрать хоть какой-то материал по обрядовой поэзии. Может она присказки знает или песни, что на эти Ведовки поют.
— А скажите, пожалуйста, вот вы на Ведовки какие-то песни может поете или обряд какой есть? Я студентка, собираю фольклор местный. Расскажите про Ведовки вообще, что там делают?
Баба Стеша воззрилась на меня, как на слона в цирке, стала поправлять черный шерстяной платок, заправляя его за уши. Из-под платочка выбились серебристые пряди волос, завились возле висков. Она стала выглядеть как-то моложе, что ли, даже румянец проступил на восковых щеках.
— Дак чего... Ота завтра у нас Ведовки, это наш обычай такой. У нас, в Райках-то токмо и сохранился, поди. Завтра будем утрешнее тесто печь - косицы, а потом угощать всех, кто в дом зашел, а потом ужо в вечор-то на Кокше́ньгу пойдем, на берегу костры разводить, да русалок звать, песни поем, да… — бабулька все заправляла платок за ухо, словно он ей мешал слышать.
В душной, нагретой солнцем железной коробке на колесах стало невыносимо жарко, ветерок, хоть и залетал в приоткрытое окно, но облегчения не приносил. Удушающая вонь немытых старческих тел, ментоловой мази, которой бабки мазали поясницы и черт знает еще что, запах заплесневелого хлеба и куриного помета накрыла весь салон автобуса. Меня затошнило, а бабка Стеша все бубнила про свои Ведовки, про обряд, козлов, русалок, я стала дышать почаще, чтоб прогнать тошноту. Старуха, видимо, заметив это и немного помолчав, тихонько запела, похлопывая рукой по коленке :