Хозяйка, хитро сощуривщись, улыбнулась:
— Тебе, девка, осмьнадцать-то есть?
— 23 скоро. А что такое?
— Ну эта хорошо. Вота мы с тобой на ночь-то, по румочке. Чтоб спалось тебе слаще.
Баба Поля достала из буфета старинные высокие рюмки, графин с светло-зеленой жидкостью и налила нам по сто грамм.
— Сама настойку делаю, на травках. Ты пей, не боися. — подмигнув мне, старушка лихо опрокинула рюмку в рот, крякнула и закусила грибочком.
Настойка обожгла рот, теплым клубочком скатившись по пищеводу. На языке остался привкус горьковатой полыни и холодком пробежалась мята.
— Ух! Вот это да. — чет мне стало сразу так хорошо и уютно. — Похоже на “Бехеровку”, только лучше.
— Это ты еще мою “чертову́шку “ не пробовала. Там и смородина, и малины лист, и брусника. Да потом, если захочешь остаться, научу тебя такую делать. Завтра Ведовки покажут, кто ты есть-то. Может и другое варить тебе предначертано.
— Да ничего я варить не собираюсь. Я местный фольклор приехала собирать. Песни там, обряды, присказки.
— Ага, ага… — закивала головой баба Поля, — Да вы все так приезжаете… А потом кто остался учится, а кто без памяти уехал.
Старушка хихикнула и налила еще в рюмки.
— Давай, Настасья, за мою душу грешну выпей, да спать иди. Белые ночи длинные, а у меня бессонница. Пока тесто на косицы заведу, пока напеку. Завтре такой день, такой день…
Опрокинув вторую рюмку и немного осмелев, я решилась спросить :
— Баб Поля, а вы кого там за окном шаболдами ругали?
Старушка зыркнула на меня цепким трезвым взглядом, поняв, что я все видела.
— У нас тут странно кое-чего, да ты не боись. Мы нормальней всех тех, в городах. Ты поймешь потом. — и помолчав, раздраженно добавила, — А шаболды-то - Лидка Беркина да сволочь Михалёва! Пошли раньше всех к Стешке, тесто ставить, а меня не позвали! Думали, я их не увижу.
Баба Поля убирала графин в буфет, еще что-то бурча про гадских подружек, а я думала, что женщины с возрастом не меняются. Лидка Беркина, надо думать, та старуха в плюшевом салопе, что слышит плохо, а Стешка - баба Стеша, я с ними уже была знакома. Две подружки пошли тусоваться к третьей, а еще одну с собой не взяли. Обидно же, понятно.
Я уже собралась пойти к себе спать, потому что в сон клонило неимоверно, видать настойка действовала, как баба Поля присела за стол, и подперев рукой щеку, сказала:
— Вота я тебе фольклору спою ночную. Когда белы ночи, спится плохо, так оно очченна хорошо действует.
— Да я сейчас, за диктофоном схожу, ладно?
Но баба Поля прошла в комнатку вместе со мной, усадила меня на кровать, и пока я включала запись на телефоне, велела ботинки “сымать” да укладываться. Сама она приоткрыла окно, присела на стул возле тумбочки, подвинув мои вещи.
Пока я раздевалась и укладывалсь на кровать, раскладывая подушки как мне удобно, старушка тихонько запела. Мотив был незнакомый, тягучий, похожий на колыбельную. И так мне стало хорошо. Запах трав приносил покой, подушки нежно поддерживали голову, одеяло уютно обволакивало тело, веки стали тяжелыми, глаза закрывались… А баба Поля пела что-то нескладное :
Как на небеси солнце красное
Закатается, западает
За тёмны леса,
За высоки горы
Тихо да крадучись.
Матушка вечёрня заря
Затухает, ветки качает,
Не гремит, не зашумит,
В белых одеждах ночь величает.
Так бы и Настя
Приутихла да приумолкла
Спала-почивала
С вечёрней зари да до утренней зари.
В последний раз с трудом приоткрыв глаза, я увидела, как баба Поля шепчет, стоя надо мной какие-то слова, ускользающие от сознания. “... Как лесную ведовку приму, ступень за ступенью поведу…” — расслышала я и провалилась в сон.
Проснулась от запаха выпечки. Ооо, что это был за запах… Нежный, домашний, чуть с дымком, и баба Поля что-то напевала. Где-то орали петухи, лаяли собаки, в окно задувал свежий ветерок, качая занавеску, и так было хорошо, так уютно. Захотелось просыпаться вот так каждый день. И гори оно все огнем - диплом, работа, которую еще предстояло найти. Ну серьезно, кому сейчас нужны филологи? А здесь, может, буду детишек учить в школе. Есть же здесь школа? Наверняка.
В дверь дома постучали, потом кто-то зашаркал в коридоре, и старушечьий голос громко взвыл:
— Поля, Поля, примай гостей, косицы доставай! Хвастай своими, а мы тебе лучша принесли! Наши румяны, духмяны, а твои жидки, да тошши!