— Мсье Ларош, вы говорили о Персии, а где собственно эта Персия?
Глухая от рождения она верила в любовь и счастье. Но Джемс, сидевший между ней и мадам де Гозон, старался привлечь внимание германского посланника, Гельмута Фрейхерра фон Бонина, обладателя светлой, легкой, эфемерной бородки, точно такой же, как у его несчастного кайзера{36}. Вечером, щелкая подтяжками, министр скажет: «А заметили ли вы за столом, дорогая, весьма симпатичного молодого человека напротив? И темно-русая бородка ухоженная; и кольцо на мизинце; и прекрасные темные глаза. Бесспорно, представитель одной из лучших семей этого края.» Джемс, в нетерпении, повернулся к мадам де Гозон:
— Персия — страна будущего. Вы спрашиваете: что есть Персия? страна Кира Великого и Экбатана; сейчас там от Тегерана до Шах Абдул Агима строят железную дорогу, кстати, мой друг, барон Ройтер. Да! Проект стоит уйму риалов, — прибавил он со вздохом. Что еще? А! Его Величество удалился, а теперь возвращается в сопровождении главного сокольничего. Вы не находите, что он похож на князя Александра Баттенбергского? Великолепные, пышные усы? Нет? Вы незнакомы? Я как раз несколько дней назад целовал руку княгине.
Царь Царей, заняв прежнее место, возжелал одарить двух хорошеньких горничных; слуга вынул из шкатулки два сверкающих колье. Одна потом заложила колье и открыла собственное дело: купила небольшое кафе «д'Аран» на Корниш, куда однажды в апреле заглянули Элизабет и Галсвинта в черной блузке с набивными тюльпанами, чтобы перекусить хлебом и сыром; поутру из озера родилась весна и теперь на дорожных поворотах набрасывалась на прохожих и валила их в траву; повсюду среди примул и прочих первоцветов торчали широко раскинутые руки и башмаки с новыми набойками. Вторая горничная красовалась в колье, зиму, две зимы, а потом пропала, затерялась, как булавка, неизвестно где.
— Вы знаете, их нравы сильно отличаются от наших; они же не привыкли к обращению с дамами, верно? У них же гаремы…
Джемс окончательно пришел в себя только, когда подали салат а ля Багратион, к моменту возвращения его Величества и главного сокольничего, которого особенно ждал маленький и худосочный французский консул, приготовивший речь. Никто не поднимал глаз к голубому озеру, чудесным образом державшемуся на потолке, нашему тоже, наверное, удивляются существа с каких-нибудь других планет. После еды Джемс заторопился к выходу, наступая обтянутыми, будто перчаткой, желтыми ступнями на ноги приглашенных; но германский министр успел спрятаться за женой, розовой с еле заметными трещинами на фарфоровой коже. Клотильда пришпиливала шляпу к волосам, распространяя запах пота. Чета Ларош удалилась: он, выпрямившись, целясь в небо острой темно-русой бородой, взволнованно шаря по сторонам взглядом антрацитовых глаз; она, легонько, как при езде в повозке, покачивая головой. Повозка остановилась на краю садовой террасы, откуда виднелись ивы и кладбищенский плющ, и откуда теперь доносились громкие голоса праздновавших крестины.