«Ты видишь, если бы ты его не продала…» Чтобы заплатить осенью виноградарю, пришлось взять ипотеку под залог дома и под ферму на берегу озера, унаследованную от Буверо. Лето выдалось чудным, сентябрь туманным, лучше и не пожелаешь, но виноградник весь переломало, а в следующий год были заморозки и цветы опали. «Я сохраню виноградники, пока жив… но надо продать ферму, все равно это слишком далеко». Между тем сам пропадал на ферме целыми днями: «немного ситного хлеба, кусочек колбасы в котомке», любил, когда фермер выходил навстречу, гладил собак: «Оставьте одну для меня, я осенью собираюсь на охоту». Охотился; купил вельветовый костюм с накладными длинными карманами для дичи, кстати, у молодого человека с жабьим ртом, прежнего любовника Ленетт, не переставшего менять галстуки с каждым новым поступлением из Лиона и прислонявшего мотоциклет к замкам, обвитым плющом; Мсье Ворт, чьи дочери соизволяли ступать на водуазскую землю только на ипподромах, и подолами саржевых юбок с плетеной тесьмой собирали и волокли за собой навоз, выставил молодого человека за дверь. Джемс Ларош, тщедушный, борода перец с солью, и его жена, быстрым движением ловившая огромную шляпу, показывая под мышкой пятно пота, приезжали на бега в двуколке. Джемс приветствовал де Гозонов, взмахивая хлыстом и обнажая зеленоватые зубы; нос мадам был абсолютно круглым, с какой стороны ни посмотри. «Мне никогда не разрешали класть ногу на ногу, поэтому, слава Богу, у меня нет варикоза», — рассказывала мадам Джемс, закрепляя шпилькой шиньон, пахнувший холодным салом. Понемногу забывалась Женни, или Софи? или Луиза? которая, сидя на табуретке в сказочном домике, вышивала крошечными стежками алфавит, и молодая покойница в белых розах, в то августовское утро озеро катило волны вдоль берега, излучая, как планета, тепло прошедшего дня. Поль, чтобы отвлечься от забот, отправился на охоту, на заре ушел в леса на Юре, встретил там натуралиста, наблюдавшего брачную пляску тетерева, и вздумал разместить научную коллекцию в чулане с упряжью. Ферму продали только за тридцать тысяч франков, заплатили проценты, покрыли ипотеку, но денег на аванс виноградарю не хватило. На второй террасе расцвели нарциссы и тюльпаны, опять слишком поздно для Эжена. Мартовские нарциссы, больше я их не увижу! Восходящее солнце освещало паруса судов из Мейлери, ни одно препятствие, дело рук человеческих, не задержало их свободного плаванья от Жамана до Форт-де-Леклюз; дверь дома, трескавшегося под напором вышитых роз и амуров, роз под черной сеткой в комнате с балконом, муравьев, жасмина, кирказона, выходила в открытое небо; нарциссы и тюльпаны, небесные цветы, ждали взмаха садовых ножниц, чтобы вернуться на потерянную родину. В городе небо разрезано крышами разных геометрических форм; в восемь утра солнце останавливалось на уровне второго этажа высокого дома напротив, как на пирамиде, указывая время обрезания листьев и лоз. Галсвинта сидела на террасе, зажав между коленями ладони, немножко оттягивая поношенную черную шерстяную юбку. Поль в нерешительности двинулся за сестрой, когда та встала и пошла вдоль второй террасы с нарциссами и тюльпанами: «Чем платить за квартиру в городе?» — спустилась по дорожке мимо диковинного колючего деревца, ребятишки его уж точно не забудут: «Э, мадам Шахшмидт хотела бы занять твою комнату под мастерскую, выжигать там по дереву!», стала подниматься по лестнице рядом с инжиром, по которой старый Бембе нес упавшего с высокой стены Альфонса: «И Арлетт, в ее возрасте, хотела бы уже одна хозяйничать». На потрескавшуюся землю американского виноградника
{73} уже облетали маленькие лазоревые перышки соек с розовой полоской на шейке. Галсвинта рассеянно сорвала несколько редисок, срезала салатные листья, поднялась в сад, чтобы вымыть их в фонтанчике, шла по земле, как ласточка. Поль не отступал ни на шаг. «Но ты же должна понять; для тебя, конечно, всегда найдется тарелка супа. В хорошенькой квартирке в городе вы обе будете, как сыр в масле. А? честное слово! как сыр в масле. А на летних каникулах, пожалуйста, занимайте себе прекрасную комнату на восточной стороне. Посмотри, на юге Франции, все комнаты выложены плиткой, как ваша. Мы, мы останемся на посту, правда, Арлетт? Аты, Элизабет, за работу, трудись хорошенько, ладно? ну-ка, посмотри на дядю». Она насмешливо взглянула на дядю, все взрослые, все точно, одного роста и одинаково забавные. Мать мыла посуду под старой лестницей рядом с огромным коробом для дров; стакан, в который Поль украдкой наливал вино, потом ставил обратно в шкаф и быстро удалялся, выпал из ее дрожащих рук. Ночь наполнилась бархатным полетом козодоев. Она сказала только, что возьмет садовую лампу, а Поль заверил, что сам, собственноручно, проведет на террасе электричество. Бембе поднялся на стремянку, отвязал лампу, она выскользнула, упала и, чудо Галсвинты, погрузилась, не разбившись, в утрамбованную землю аллеи.