Холод выбивает дыхание из легких, и Дафна еле сдерживается, чтобы не вскрикнуть. Вода доходит ей до бедер, пропитывает бархатное платье и делает его таким тяжелым, что она с трудом удерживается в вертикальном положении, из-за чего крепко хватается за руку Байра, норовя оставить царапины.
Следом в реку заходит Клиона, берет Дафну за другую руку, и все трое вместе медленно и размеренно переходят реку.
– Ты сломаешь зубы, если будешь так ими стучать, – говорит Байр Дафне ровным голосом. Его явно не беспокоит холод, хотя, похоже, беспокоит она.
Дафна искоса смотрит на него, нахмурив брови.
– Я ничего не могу с собой поделать, – говорит она дрожащим голосом. – Холодно.
Байр фыркает, качая головой:
– Вообще-то сейчас еще лето.
– Холодно, а я мокрая, – сама того не желая, она произносит это плаксивым тоном.
Будь ее мать здесь, сделала бы ей выговор, резко дернув за ухо, но хотя бы Дафна не плачет. Она знает, что если начнет, то уже не сможет остановиться, поэтому вместо этого стискивает челюсти и смотрит прямо перед собой. Она ставит одну ногу за другой и думает о теплом огне в очаге и чашке горячего чая в руках.
Когда они достигают другого берега реки, один из мужчин тянется вниз, чтобы помочь Дафне выбраться из воды. И, только когда она благополучно оказывается на фривийской земле и ей на плечи накидывают изумрудно-зеленое фланелевое одеяло, Дафна видит сияющую золотую корону у него на голове и понимает, что ей нужно сделать реверанс.
– Ваше Величество, – говорит она королю Варфоломею, и заготовленные ранее слова теряются где-то у нее в голове. Дафна должна была произнести какую-то формальность, обещание верности, но все ее мысли крутились вокруг того, насколько ей холодно.
Однако улыбка короля Варфоломея такая добрая, словно луч тепла, что Дафна цепляется за нее.
– Добро пожаловать во Фрив, принцесса Дафна, – говорит он на бессемианском языке, прежде чем повернуться туда, где Байр помогает Клионе выбраться из реки. – Как прошел переход? – спрашивает он Байра по-фривски.
Байр смотрит на короля, не удосужившись кланяться даже тогда, когда Клионе удается сделать неуверенный реверанс. Вместо этого он хмуро пожимает плечами.
– Я не понимаю, какая теперь в этом необходимость, – бормочет он, переводя взгляд на Дафну.
Король Варфоломей вздрагивает и качает головой.
– Многое поставлено на карту, Байр.
Байр смеется холодным и резким смехом.
– Многое? – спрашивает он. – Что, торговые пути и принцесса каннадрах важнее, чем…
Король заставляет его замолчать и смотрит на Дафну, а та, завернувшись в теплое одеяло, пытается понять, что она только что услышала.
– Ваша мать заверила меня, что вы внимательно относитесь к учебе, в том числе к фривскому, – говорит он, улыбаясь, хотя улыбка кажется натянутой. – Прошу прощения за манеры Байра. У нас есть палатка, где вы можете переодеться в сухую одежду. Леди Клиона, не могла бы вы провести ее туда, пожалуйста, и тоже переодеться во что-нибудь сухое? Пусть я и король, но ваш отец оторвет мне голову, если вы простудитесь.
Клиона делает реверанс.
– Конечно, Ваше Величество. – Она хватает Дафну за руку и уводит ее в сторону палатки из мешковины, установленной между двумя высокими соснами.
– О чем они говорили? – спрашивает Дафна.
– Я не совсем уверена, – признается Клиона, закусывая нижнюю губу.
– И это слово? – давит Дафна. – Каннадрах?
– У него нет бессемианского эквивалента, – говорит Клиона. – Ближе всего будет «нежная», но это слово не совсем подходит. Вообще его используют для описания того, кто привык к роскошной жизни.
Дафна умеет читать между строк – он назвал ее снобом.
Софрония
Потребовалось два дня, чтобы попасть в Темарин, и еще один день, чтобы добраться до окраин Кавелле, столицы страны, и до сих пор поездка проходила относительно спокойно. У Софронии в животе все сжалось, и она гадает, из-за ухабистой ли это дороги, или из-за ее нервозности по поводу того, что она наконец-то встретит Леопольда лицом к лицу, а возможно, и то и другое вместе. Еще и новый темаринский корсет затянут так туго, что ей приходится дышать очень поверхностно, чтобы не чувствовать, как китовый ус впивается в ее грудную клетку.
Все, что она может сделать, чтобы сосредоточиться на медленных, неглубоких вдохах, – это слушать, как ее спутницы по карете болтают на быстром темаринском языке, который она понимает где-то лишь на три четверти. Она думала, что говорит на нем свободно, но, с другой стороны, никогда и не практиковалась ни с кем, кто говорил бы по-настоящему свободно на темаринском.