- Не скажу.
Я уткнулась лбом в колени.
- Ну и дура! Лишний раз убеждаешь меня, что в тебе нет ни малейших задатков для того, чтобы править людьми.
Дверь захлопнулась снова.
Когда я нашла в себе силы разогнуться и встать с места – тело не слушалось, будто заржавленное – жадно выпила половину кувшина воды, но не притронулась к хлебу. Аппетита не было.
Это оказалось правильное решение. Потому что когда следующей ночью крыса всё-таки пришла, я смогла откупиться от нее хлебом.
Правда, решение вышло мне боком, когда на третью ночь она пришла снова в надежде, видимо, поживиться, но хлеба у меня больше не было. Я с ней поговорила и попыталась объяснить, что к чему, и мне показалось даже, что она меня внимательно слушает, по крайней мере в слабых отблесках лунного света крыска показалась вполне себе умным и даже дружелюбным слушателем. Она смешно чистила нос передними лапками и поворачивала ушастую голову с блестящими глазками-бусинами то в одну, то в другую сторону, как будто и правда пыталась понять, о чём я ей толкую.
Когда она убежала, а я с ней попрощалась и предложила забегать в любое время, чтобы мне не было так одиноко, я решила, что наверное, схожу с ума, и долго смеялась.
Зато перестала бояться спать, и когда на третье утро дверь снова распахнулась, спала так глубоко, что Одетт пришлось ткнуть меня кончиком своей палки.
- Твоё упрямство крайне прискорбно. Однако у меня нет желания уморить тебя до смерти. Иначе будет довольно затруднительно объясняться перед герцогом. Твоим наказанием будет понимание того, что ты своим поведением полностью перечеркнула честолюбивые стремления отца, и путь на вершину для тебя отныне заказан. Белого платка тебе не видать, как своих ушей. Вставай!
Когда я кое-как села, продирая глаза, мне на колени упал кусок голубой ткани.
Меня повысили до следующей степени посвящения. Теперь я из тех послушниц, за которыми будет особый глаз да глаз – потому что они вошли в тот возраст, когда сильнее всего обуревают неподобающие страсти.
И можно было, наверное, радоваться, что я так легко отделалась. Если бы не одно «но».
Я, кажется, слишком замёрзла в Яме.
С тех пор каждые «женские дни» сопровождались такой болью, что я еле могла ходить, и даже легендарные снадобья нашей известной на всю страну целительницы, Благой Девы Мишель, ничем не помогали.
Хоть как-то утешала только дружба Матильды.
Когда я вышла из Ямы, в тот же день она прибежала ко мне в комнату и бросилась на шею, заливаясь слезами.
- Прости!! Ники, прости, я должна была пойти вместо тебя, я должна была сказать…
Я вздохнула.
- Не надо. Не кори себя. Ну сама посуди – ты такая маленькая и худенькая, разве ты бы выдержала там, в Яме, так долго? Ты бы замёрзла насмерть в первую же ночь. Разве я могла это допустить... А мне что сделается? Со мной всё в порядке. Вот, погляди, даже похудела немножко, хоть какая-то польза!
Матильда замолчала, а потом отстранилась и посмотрела на меня как-то странно.
- Знаешь… я тебе завидую.
- Чего?.. – сказать, что я была ошарашена, значит, ничего не сказать.
- Ты сильная. Мне никогда такой не стать.
- Не говори глупостей! – смутилась я и попыталась сменить тему. – Лучше скажи - а правда, откуда у тебя взялась та книга?
Матильда встала и засобиралась.
- Я… мне передали. Снаружи. У меня есть… подруга, она иногда приезжает с обозами. Ну, знаешь, такие, которые привозят в долину разные товары и продукты на продажу, из тех, что мы сами не производим. Больше, конечно, она такие книжки привозить не будет! – торопливо добавила она.
- Жа-а-алко, - вздохнула я. – Ты бы попросила свою подругу – если у неё есть ещё такие книги, пусть привезёт! Даже не представляешь, как мне прошлая понравилась. В другой раз спрячу получше!
Матильда снова посмотрела на меня со странной завистью и поскорее ушла к себе.
С тех пор она забросила свои шалости и вела себя тише воды и ниже травы.
Ровно до того случая, когда к ней снова приехала её загадочная подруга.
Глава 6
Глава 6
Подруга Матильды была худощавая, долговязая, серое крестьянское платье мешком болталось на ее нескладной фигуре. Зато когда она улыбалась, на щеках появлялись очаровательные ямочки и карие глаза искрились жизнелюбием и озорством. Она осмотрела меня бегло с ног до головы, всучила умопомрачительно пахнущий крендель и подмигнула.
- Это ты будешь Ники? Хорошенькая.
Матильда ткнула подругу локтем в бок и сурово посмотрела на нее. Та поперхнулась и прочистила горло. Поправила все время съезжавший с головы платок из домотканого полотна без вышивки и чуть склонилась ко мне, прошептала заговорщически:
- Нам бы с Матти уединиться ненадолго… поговорить надо. Давно не виделись. Посторожишь?
И я знала, абсолютно точно знала, что добром это не закончится! Просто не подозревала, насколько сильно вляпаюсь.
Но у Матильды были такие счастливые глаза! Так горели щеки! Наверное, эта подруга ей была и впрямь очень дорога. Быть может, кто-то из той, прошлой жизни – жизни за высокими каменными стенами Обители, о которой мы почти уже забыли, которая чем дальше, тем вернее стиралась из памяти, как зыбкий сон.
- Конечно! – вздыхаю, и долговязая тащит Матильду за руку в ближайший сарайчик. Дощатая дверь за ними захлопнулась, проскрежетала щеколда.
Обоз с продуктами из ближайшей деревни пришел минут десять назад. Сколько будет длиться разгрузка мешков? Вряд ли у них так уж много времени, разве что обсудить новости… или может, передать пару новых книг…
От этой мысли меня бросило в жар. Даже пребывание в Яме не могло затмить впечатлений от истрепанных страниц, на которых уже выцветали чернила по краям от прикосновений множества пальцев.
К тем строкам меня манило даже не ощущение недозволенного, не темные и неясные еще первые девичьи желания… нет. От них веяло свободой! Той, настоящей свободой, которая вела перо автора этих строк. И которая для нас, запертых в Обители, как птицы в клетке, была подобна свежему ветру, что доносит ароматы нездешних стран.
Стран, в которых никогда не доведется побывать.
Я вздохнула и постаралась вернуться в настоящее. Витать в облаках чревато! Еще не хватало, чтобы Одетт или кто-то из ее крысят заметили, что послушница позволяет себе неуместную дружбу и водит разговоры с кем-то из-за стен.
Вот и мешки заканчиваются... Круглые головки сыра и кольца пузатой колбасы тщательно переносятся куда-то, и мы, простые смертные, больше никогда их не увидим. Верно, предназначены для трапез Настоятельницы и старших. Я невольно сглотнула, желудок заурчал. С кренделем я давно разобралась, и сама не заметила как. Когда нервничаю, всегда ем. А тут попробуй не понервничать, стоя на страже.
- Вот и все! Спасибо!
Я подскочила, когда меня по плечу увесисто хлопнули.
Подруга Матильды выходила из сарая, повязывая платок. Черные стриженые лохмы торчали из-под него и видно было, что девушке тяжело справляться с такой копной, ткань все время сбивалась на затылок.
Я сообразила, что даже не спросила ее имени, но было уже поздно
Широким шагом гостья удалялась к месту, где заканчивали разгрузку телеги, подол юбки то и дело хлопал ее по ногам и был весь в грязи. Она весело посвистывала. Вот у кого железные нервы! Хотела бы я себе такие. Меня-то уже не на шутку трясло, как будто холодный сквозняк подземелья уже пробрался под платье, коснулся спины, пустил липкие мурашки страха по телу.
Нет, я больше ни за что бы не хотела оказаться в Яме.
Матильда все не выходила, и я встревожилась. Толкнула скрипучую створку, нырнула в полумрак сарая, заставленного лопатами, вилами, граблями, ведрами и другой подобной утварью. Жидкий свет едва просачивался меж досок. В нем плясали искры пылинок.