- Чтоб я даже не слышал от тебя…
Быстрее, и быстрее – через вымокшую насквозь ткань нижнего белья, так остро, так ярко, так ослепительно прекрасно, до звёздочек в темноте перед плотно-плотно закрытыми глазами.
- Ни слова…
Дёргает завязки панталон, они с треском рвутся, ткань ползет вниз и сминается под натиском жёстких, горячих пальцев.
- …о разводе.
По влажной коже – медленно вниз.
И в меня.
И снова.
И снова.
- Моя. До конца наших дней. Ты поняла?
Какой властный, суровый голос. Но как нежны и сладки прикосновения.
- М-м-м-м…
- Я не слышу.
- Да…
- Что – «да»? – требовательно вопрошает мой повелитель своим хорошо поставленным королевским тоном.
От сводящего с ума контраста между голосом и тем, что творят с моим телом его пальцы, что-то взрывается внутри меня.
Всё тело вздрагивает, изгибается тугим луком – вцепляюсь ему в плечи, закусываю губы до крови, чтоб никто не слышал мучительного вскрика, вытягиваюсь вся в крепко держащих меня, прижимающих к твердой груди руках – и дрожу, дрожу, дрожу… Волна тепла по телу, до кончиков пальцев на ногах, до подушечек пальцев.
А он прижимает к себе так, до хруста костей, будто я и правда – самое большое сокровище в его жизни.
- Твоя… - касаюсь губами кончика уха. Больше не могу к нему – этим холодным «вы», которым пыталась вымостить путь к неизбежной разлуке. Не после того, что было только что. Не после того, что происходит между нами этой безумной ночью. – Люблю…
Коротко выдыхает.
А потом разжимает руки.
Только для того, чтобы опуститься вниз. И целовать, целовать, целовать… по обнаженному животу, которого больше не скрывает совершенно задранная и скомканная неловким жгутом под грудью ночная рубашка. По впадине пупка, проникая в неё языком. И ниже, и ещё… и не кричать больше не получается… а руки тянут вниз ненужную, мокрую от влаги моего тела тряпку – последний барьер моей девичьей стыдливости.
А хотя какая, к морским дьяволам, стыдливость.
Я хочу своего мужчину каждой клеточкой тела, которое словно растворилось в ночной тьме, переродилось, вышло за пределы самого себя – и тянется, тянется, льнёт…
Он возвышается надо мной, я вижу лишь неясные очертания тёмного на тёмном, неподвижной массивной фигуры. Но взгляд его – тяжёлый, давящий как всегда, взгляд короля, взгляд смертельно опасного, но только не для меня мага-менталиста, ощущаю безошибочно. И как всегда эта тяжесть сводит с ума, она стала уже мне жизненно необходимой. Без неё – пустота. Без неё – мне смерть. Не хочу никогда и никуда отпускать. Хочу всего себе.
Выдыхаю через полуоткрытые губы.
И древним, как сама жизнь, самым женским на свете движением развожу ноги.
Он падает на меня, едва в последний момент соображает хоть немного принять вес на руки, чтоб не раздавить.
Моя мягкость
Его твёрдость.
Мы совпадаем идеально.
Хриплый шёпот мне в мокрую от пота шею:
- Жизнь моя, любовь моя, судьба моя… Я не думал, что и для меня возможно счастье. Что его будет столько.
Мне хочется повторить эти слова эхом для него.
Каждое. Каждое. Каждое слово.
Но мы больше не говорим. Замолкаем оба. Что-то происходит – почти священное. Как молитва. Как благословлённый небесами обряд.
Я чувствую всем телом столь необходимую мне тяжесть. И жар. И первое, самое жгучее, неторопливое движение. Принимаю, раскрываюсь, таю будто крем на солнце, растекаюсь, обволакиваю сладостью.
Почти не ощущаю боли. Она проходит быстро, уступая место удивлению, невыносимой нежности, до боли, до онемения пальцев.
Обнимаю руками и ногами, подаюсь навстречу каждому движению, ловлю кожей, там, где пульс, как стонет мне в шею, умираю и возрождаюсь заново от каждого рваного, тяжёлого, тугого движения в меня.
Жёсткие, голодные пальцы впиваются в моё полное бедро – и я знаю, я чувствую, как ему приятна его мягкость.
От осознания этого шалею окончательно.
Наверное, завтра мне будет мучительно стыдно от того, что мои крики и стоны слышал, наверное, весь дворец. Но это завтра.
Сегодня, в пропитанной ароматом наших тел блаженной темноте я скрыта, я не существую, это не я.
И в то же время – самая настоящая Я за всю мою жизнь.
Глава 23
Глава 23
Потом мы долго не могли расплести объятий. Я смаковала каждый миг как самое вкусное на свете пирожное – его, на мне, во мне, нашу вплавленность друг в друга, это мгновение тишины после бури, полного штиля после штормящих, бьющих о скалы волн.
А после он поцеловал меня в губы – с бесконечно нежностью, с благодарностью – и ушёл.
Ничего не говоря – и я была так признательна ему за это, потому что никакие слова не могли быть достойны идеальности этого момента.
Не зажигая свечей, не раскрывая штор, - чего я, признаться, слегка боялась, когда лежала после всего, раскинувшись на постели, совершенно беззащитная и пьяная своей любовью. Я была так слаба и счастлива, что наверное, не смогла бы протестовать, даже если б он так сделал. Но он не стал.
***
Я сама кое-как зажгла в темноте свечи на ощупь дрожащими руками.
Кое-как мылась остывшей водой в купальной комнате. И речи не могло быть о том, чтобы позвать служанку и нарушить удивительное чувство, которое поселилось внутри.
Потом вернулась в спальню, переоделась, сама перестелила свою постель. Мне никогда не нужны были никакие служанки, чтобы позаботиться о себе.
Нашла чистую и свежую ночную сорочку.
Подошла к зеркалу, оперлась обеими руками о край туалетного столика.
Это больше не безмолвная статистка для заднего фона чужой истории любви. Да, пожалуй, с этой девушки я могла бы списать героиню романа.
Я улыбнулась и начала мысленно подбирать слова.
«Она подошла к зеркалу и заглянула в него. На нее оттуда посмотрела белокурая девушка… нет, теперь уже юная женщина, с длинными, рассыпавшимися по голым плечам волнистыми волосами. Пожалуй… пожалуй, что да – пусть будет до самой талии. Пусть и не слишком тонкой.
У нее были сверкающие колдовским блеском большие глаза – как будто она знала какую-то тайну, недоступную окружающим. Румянец ярко пылал на её щеках. С приоткрытых губ, исцелованных, потрескавшихся, срывалось томное дыхание.
Кто это такая? Невольно подумала женщина, глядя в зеркало и касаясь отражения ладонью.
Не важно.
Просто полюбуюсь ею.
Она настоящая красавица».
***
Наутро я впервые решилась злоупотребить данными мне привилегиями.
Прошла через длинную очередь просителей прямиком в его кабинет.
Потому что мне срочно нужно было подтверждение, что ничего не приснилось. А у меня снова закрались подозрения, что я просто потеряла грань реальности и придумала себе всё. Ведь не бывает счастья настолько идеального, настолько полного и восхитительного – только в мечтах.
Вот только сон был слишком реалистичным. И ощущения во всём моём теле наутро – тоже. При каждом шаге.
Кажется, и впрямь что-то изменилось во мне за прошедшую ночь. Я почувствовала непереносимое желания увидеть любимого мужчину – и достаточно смелости, чтобы сделать это. Оторвав, без сомнения, от очень важных государственных дел.
Но прямо сейчас мне очень сильно нужно было убедиться, что это всё и правда был не сон.
И взгляд, с которым он встретил меня, оторвавшись от бумаг, которым был завален стол в кабинете, лучше всяких слов это подтвердил.
Я вошла без очереди, извинившись и оправдываясь, что всего на минуту, что у меня срочное дело к королю, всего на пару слов.
Едва увидев меня на пороге, застывшую с неловкой улыбкой и сияющими от счастья глазами, Хьюго тут же отправил прочь своего секретаря.
- Прости. Я всего на минуту – увидеть тебя и сказать «доброе утро»… - извинилась я.