Он уткнулся ей в грудь и улыбнулся. Потом поднял голову и посмотрел ей в глаза.
– Вот теперь я чувствую себя как дома.
Он встал, запечатлел быстрый поцелуй на ее животе повыше влажных рыжих кудряшек, отошел в дальний угол. И вскоре вернулся с двумя кубками.
– Кажется, вина мне уже достаточно, – слабо выговорила она, любуясь им и не задумываясь, что говорит.
– Это апельсиновый сок, а в нем капелька меда. Брайанна жадно выпила сок, поглядывая на Атрея.
Найдется ли на его великолепном теле хоть один изъян? Понимает ли Атрей, насколько он притягателен для нее? Она поставила кубок на пол возле койки и приподнялась на локте.
– А твои статуи здесь есть? Он удивленно поднял брови:
– Мои? Я еще не умер.
– Что это значит?
Он допил сок и присел рядом.
– Ты бывала в пещерах под дворцом?
– Только слышала о них.
– Сходим туда вместе, в ближайшее время. Мне не терпится многое показать тебе^. – Он провел пальцем по ее плечу и изгибу груди до набухшего соска. Брайанна невольно вздрогнула. – Но не сейчас, – заключил он и посадил ее на колени лицом к себе. Поза оказалась удивительно удобной: его восставшее достоинство касалось чувствительных складок между ее ног. – Может, ты больше не хочешь? – прошептал он.
Она покачала головой: ей казалось, она никогда не пресытится им. Жажда была слишком сильна и угрожала стать неуправляемой. Он медленно опустил ее, она боялась пошевелиться, чтобы не упустить его. В душе Брайанны всколыхнулась сладкая и острая досада. Этого мало... слишком мало.
Сильные внутренние мышцы ее лона стиснули его, втягивая глубже. Он ахнул, и на мгновение ей показалось, что он не выдержит. Но Атрей и не думал сдаваться без борьбы.
От неожиданности Брайанна негромко вскрикнула, когда он вдруг встал и, соединенный с ней, сделал несколько шагов по комнате. Что-то гладкое, твердое и холодное коснулось ее спины. Брайанна подняла голову и увидела над собой едва намеченную на каменной глыбе статую. Атрей шевельнулся, и ветер задул сильнее, наполнил комнату.
Брайанна уже не слышала ничего, кроме своего лихорадочного дыхания, грохота сердца и завываний безжалостного, дикого ветра.
– Не-е-ет! – выкрикнула она, содрогаясь всем телом.
Атрей услышал ее и замер, но лишь на мгновение. Ее наслаждение придавало ему сил, побуждало вновь и вновь дарить ей радость.
Когда он опомнился, они лежали на полу перед статуей. Брайанна свернулась клубочком, подтянув колени почти к подбородку. Закрыв глаза, она дрожала.
Атрей вполголоса выругался, подхватил ее на руки и прижал к себе.
– Брайанна, милая, что случилось? Если я чем-нибудь обидел тебя...
Она открыла глаза и непонимающе посмотрела на него. Атрей торопливо поднялся, сорвал с койки одеяло и закутал в него Брайанну. Он сел, держа ее на коленях, нежно провел ладонью по ее щеке и произнес:
– Брайанна, объясни, что случилось.
Гроза, которая надвигалась все утро, наконец разразилась. Атрей мимоходом отмечал, как хлещет в окна мастерской ливень, как усиливается ветер.
На минутку оставив Брайанну, он захлопнул деревянные ставни на окнах, преодолевая порывы ветра. При этом он успел заметить, что в гавани поднялись волны с белыми гребнями, а по дороге от дворца вихрь гонит мусор.
На Акору нередко налетали с запада шквалистые ветры с грозами, проносящиеся над Атлантикой. Но эта буря нагрянула с востока и потому была гораздо опаснее; она напоминала гигантское, неумолимо вращающееся колесо, сметающее все на своем пути. Хорошо еще, такие бури не начинались внезапно. Все, но не сегодняшняя. Почти весь флот Акоры был в море. Теперь командам придется либо спешно возвращаться в гавань, либо бороться с яростью стихий вдали от земли.
Брайанна тихо застонала. Атрей снова взял ее на руки. Закутанная в одеяло, она прильнула к нему и, кажется, что-то вспоминала под шум ветра, лишь слегка приглушенный ставнями. Вскоре ее взгляд стал осмысленным.
– Атрей... – слабым голосом выговорила она. – Это я виновата... Господи, я так сожалею!
Сожалеет? Но о чем, во имя всего сущего, она может сожалеть? Осторожно, стараясь не напугать ее, Атрей приложил ладонь к ее щеке.
– Брайанна, посмотри на меня. И послушай. Ты не сделала ничего дурного. И я тоже. Просто не смог сдержаться.
Некоторое время она недоуменно смотрела на него, потом покачала головой.
– Ты не понимаешь. – Она перевела взгляд на оконные ставни. – То, что там... это моя вина.
Ему пришлось мысленно повторить ее слова, прежде чем он понял их смысл. И растерялся.
– Буря – твоя вина?
Ветер. Она же боится ветра. Он видел это в Хоукфорте, пытался поговорить с ней, но она уклонилась. Но теперь разговор состоится. Она откроется ему, а он постарается успокоить ее.
– Ты не поверишь мне. – Эти слова она произнесла печально, словно вспомнив давние обиды.
– Дай мне шанс. – Поудобнее устроив Брайанну на коленях, он прислонил к своему плечу ее голову и спокойно продолжал: – Тебя тревожит не буря, верно? А только ветер.
Она молча кивнула.
– Ты боишься ветра.
– Не всегда. Ветер – часть природы. Но иногда налетает злой ветер.
– Злой ветер? Который вредит людям?
– Да, это он может. Иногда он просто срывает белье с веревки и пугает коров. А в другой раз...
По ее телу прошла дрожь.
– Все началось, когда я была маленькой. Из-за этого мы так часто переезжали с места на место.
– Из-за того, что ты боялась ветра? Она покачала головой:
– Я вызывала его.
Атрей подумал, что ослышался.
– Вызывала? Но этого не может быть.
– Не может быть, но было.
– Брайанна, ты была ребенком. Наверняка твои родители переезжали по другим причинам – просто тебе о них не говорили.
– Я слышала разговоры родителей. Они тоже поначалу не верили, но когда одно и то же стало повторяться постоянно, у них не осталось сомнений.
Должно быть, она что-то перепутала, подумал Атрей. У детей часто остаются обрывочные воспоминания.
– А потом, когда ты попала в Акору? Леони и Маркус тоже не верили тебе?
Она снова содрогнулась.
– Акора... когда мы прибыли... – Она часто задышала и вдруг рывком высвободилась из объятий. Завернувшись в одеяло, она застыла поодаль – одинокая фигурка со взглядом, устремленным на каменную глыбу. – Отец вот так же закрывался рукой, прежде чем волны обрушились на него. Кажется, он что-то пытался крикнуть мне.
Ужас видения, запечатлевшегося в памяти Брайанны, пробрал Атрея до костей. Меньше всего в эту минуту ему хотелось говорить о смерти ее родителей.
– Брайанна, прости, если статуя напомнила тебе о плохом, но...
Она словно не слышала его.
– В тот день я была страшно зла. Ни в какую не хотела идти на корабль. Я рвалась домой – в наш последний дом. Там у меня осталась подруга. Кажется, ее звали Эммелин.
– Ты помнишь тот день? – Нет, этого не могло быть. Если бы она все помнила, он бы уже знал об этом.
– Обрывками. Сначала я дулась и злилась, а потом поднялся ветер.
Ветер. До Атрея постепенно доходил смысл случившегося, но вместе с ним нарастало недоверие. Он шагнул к Брайанне, взял ее за плечи и повернул к себе.
– И ты веришь, что в смерти родителей виновата ты? Ее горечь и оцепенение прошли, сменившись обидой и негодованием.
– Такие бури случались и раньше. Однажды деревенские дети окружили меня и стали дразнить, называли ведьмой. Налетел ветер – такой, что вывернул с корнем деревья. В другой раз ветер снес крышу дома.
– Это совпадение, не более. Она грустно улыбнулась.
– Леони и Маркус знают. Но не все – им хватает и своих забот. Они видели, как поднимается такой ветер.
– Значит, ты и вправду в это веришь. – Только когда Атрей произнес это вслух и услышал собственный голос, слова окончательно обрели смысл. Эту тайну Брайанна хранила всю жизнь, А тайна преследовала ее.
Будущим воинам объясняют, что ужас и потрясение бывают настолько сильными, что, кроме них, человек уже ничего не чувствует. До сих пор такое случилось с Атреем лишь однажды, давным-давно, в ту минуту, которую он предпочел бы забыть. Его тоже преследовали воспоминания и угрызения совести. Но не мнимые, а настоящие. Он убил родителей Брайанны. И хотя он совершил убийство во имя Акоры, это ничего не меняло.