Вода быстро прибывала и им, поневоле, пришлось выбирать, в какой из туннелей двинуться дальше.
Больше всего вселял надежду ход, идущий резко вверх, но Онти, пробежав по нему несколько десятков шагов и бросив симпоты, увидела, что дальше он ведёт вниз. Решили разделиться и проверить остальные ходы. Онти пошла вместе с Русиком и Лоори, а Бонасис прилепилась к Рохо, надеясь, что он расскажет ещё что-нибудь о её дочери. Договорились проверить и вернуться в круглый зал, чтобы решить, куда идти.
Рохо, бросив симпоты в один канал, сразу обнаружил его конец, а второй, который достался ему, петлял далеко и следовало немного пройти, чтобы убедиться в том не уходит ли он в глубину. Когда они, пропетляв изгибами во все стороны, отошли достаточно далеко, Рохо бросив симпоты вперёд, увидел, что дальше ход раздваивается, но оба направления, изгибаясь зигзагом, заканчиваются тупиками.
Рохо, проверив симпотами Бонасис, предложил ей немного передохнуть. Она не настаивала, но согласилась, и вела себя так, точно никакая опасность ей не грозит.
— Кто прорыл такие ходы? — спросила она безразлично. Рохо, прощупав стенки симпотами, сообщил: — Какой-то большой зверь.
Бонасис немного помолчала и, всё же, решилась спросить:
— Вы её видели в сопровождении лысого мужчины?
Рохо понял, что она говорит о дочери, и, подбирая слова, сообщил ей: — Ей с ним спокойнее.
Бонасис вздохнула, точно ей стало легче, и поднялась с земли:
— Пойдём к остальным, они, наверное, ждут.
Рохо, отправив шарик света вперёд, пропустил перед собой Бонасис, а сам замыкал процессию. Их уже ждали. Онти и Рохо, обменявшись глифомами, поняли, что все ходы кончаются тупиком. Бросив симпоты вверх, они быстро определили, что толщина грунта и скальной прибрежной породы такая, которую грызть им придётся долго, а вода на полу поднялась и уже тонкими ручейками подтекала в некоторые ходы.
— Что будем делать? — спросила Онти. Рохо задумался и спросил:
— А тот канал, который идёт вниз, ты проверила до конца?
Онти, почему-то, смутилась, но ответила: — Он мне не понравился.
— Почему? — спросил Рохо и все посмотрели на Онти.
— Там кто-то есть, — сообщила Онти в повисшей тишине. Рохо раскинул симпоты и стал прощупывать ход, уходящий вверх, а потом вниз.
Там, в самой нижней точке канала, находилось что-то живое. Очень огромное живое. Прощупав канал немного дальше, Рохо увидел, что после живого существа ход идёт к поверхности или, по крайней мере, вверх.
— Что же мы предпримем? — растерянно спросила Лоори, привыкшая к небу и свету, и чувствующая себя в мокрых норах совсем неуютно.
Они вывалились ниоткуда и разбились бы о землю, если бы не змей, растопыривший крылья и успевший задержать падение.
— Ох и шарахнулись, — восхищённо воскликнул Горелый, встряхивая головой: видать, во время полёта в ней что-то отлетело.
— Отлично. Если не считать того, что нас забросило неизвестно куда, — сообщил Шерг.
Они осмотрелись вокруг. Внизу неторопливо плыла широкая река, а за ней, сколько хватало глаз, простирались луга, которые терялись в синеве то ли соснового леса, то ли самих небес. Город, окружённый высоким деревянным забором из заострённых брёвен, как гнездо, закрепился на крутом правом берегу, с которого сбегали к воде незаметные, заросшие травой тропки. Белобрысый пацан, стороживший десяток овечек, пасшихся тут же на поле перед городом, ничего не боясь, подошёл поближе, внимательно разглядывая змея и седока.
— Дяденька, покататься дадите? — спросил он у Шерга, поглаживая морду Гореллы, которая такой ласки не знавала вовек. Она, от умиления, чуть не прослезилась:
— Какой хорошенький мальчик, да Гарик?
— Может, мы его съедим? — деловито спросил Горелый.
— Не-е-е, — протянул малый, — я худой. Вы лучше овечку скушайте, я скажу, что волки спёрли.
— Я не могу, — пустила слезу Горелла, вытирая её передней корявой лапой, — мальчик мне определённо нравиться.
Шерг, с помощью Горелого, поджарил на длинном ноже кусок овечьей ляжки, уделил кусочек мальцу, а остальное, оставшееся от овцы, отдал змею на пропитание. После обеда, взяв малыша на борт, покружили над городом и окрестностями, пошугали в жителей змеиным огнём и снова сели в чистом поле перед воротами.