— Интересно, что ты им можешь сказать, — расстроенно кинула ему вслед Маргина. Они успели десять раз всё обсудить, а Русика и Лоори всё не было. Маргина начала беспокоиться, как тут показался Блуждающий Неф.
— А где Русик? — обеспокоенно спросила Вета.
— Он захотел отправиться домой, и мы с Лоори проводили его до станции репликации, — ответил Блуждающий Неф.
— А где Лоори? — спросил Доом.
— Сейчас придёт, — сказал Блуждающий Неф и добавил: — А я улетаю в пустыню Дууни ловить плазмоидных драхов.
С этими словами он вывалился в окно и исчез.
— Чтобы они тебя съели, — по-доброму напутствовала его Маргина.
— Как же ловко он выпрыгивает в окна, — восхитился король Ладэоэрд, но Манриона саданула его локтём, и он потух.
Через некоторое время вернулась Лоори и сказала: — Всем до свидания. Извините, если что не так.
Она обернулась и ушла. Вета тут же заторопилась домой и все, печальные, высыпали гурьбой на улицу. Доом, пряча глаза, усаживал всех в клетки, привязанные на спины лаактонов. Несколько лааков сопровождали делегацию, пристроившись по бокам. Пока долетели до станции, было уже темно. Мо, не набирая, передал в репликатор станцию назначения, и кольцо заструилось спиралями плазмы. Никто даже рукой не махнул на прощанье.
* * *
Харом почти физически ощущал движение того, что вырвалось из сосуда. Он не хотел называть его, потому что имя — суть вибраций, могущих воссоздать то, что кануло в небытие. Харом называл его «G», звуком пока ничего не значащим, только затем, чтобы отличать его сиюминутную суть.
«Джи» двигался не один, а распределил себя во все встреченные, опустошённые им, тела, чтобы легче было ускользнуть. Направление его движения не вызывало сомнения — он устремился на станцию репликации, чтобы покинуть планету и скрыться в космосе.
Харому, так не любившему подниматься на поверхность, пришлось подставить себя под лучи весеннего солнца и перепрыгнуть с острова на берег озера, по которому он отправился к подножию гор.
На беду Анаписа и Альмавер, тропинка, по которой шагал Харом, проходила мимо покинутой хижины, занятой ими. Харом не фиксировал свой образ и со стороны казалось, что идёт какая-то бесформенная куча, покрытая туманом. Альмавер, увидевшая такое страшило, схватила в руки плазменную ловушку, лихорадочно думая, что сделать с этой штукой, чтобы она убрала другую, ужаснее. Заметив кнопочку, она открыла крышку, её прикрывающую.
— Не нажимай! — крикнул Анапис, но было поздно: из ловушки выпрыгнул плазменный драх и вцепился в подобие левой руки Харома. Тот совсем не обратил на него внимание, шагая дальше. Проходя мимо застывшей Альмавер и Анаписа, он бросил им на ходу:
— Не оставайтесь здесь, если хотите жить.
Когда он поднялся к станции репликации, был уже поздний вечер и звёзды на небе были совсем не различимы. Харом свободной правой рукой открыл крышку на кольце репликатора и вытянул оттуда какой-то блок. «Теперь не уйдёт», — сказал сам себе Харом, а плазменный драх, сосущий его левую руку, удовлетворительно чмокнул.
* * *
Ерхадина тянуло из темноты к свету на зов так знакомого голоса, который шептал ему: «Иди ко мне, ты мой», — и ему становилось тепло, удобно и беспечно. Сзади, из темноты, ещё тянулся ужасной шлейф, пронизывающий его морозом, сковывающий тело, пытающийся вернуть его назад, но голос вёл: «Иди ко мне», — не давая ему сгинуть.
Он едва раскрыл глаза и увидел её, Манароис, с вечно растрёпанными черными волосами, с сумасшедшинкой в глазах, всё так же любящую и верящую в него.
— А где? — поднял голову Ерхадин, и Манароис его успокоила: — Змей во дворе.
Тут же створка окна открылась и, дохнув холодом, в нем появилась голова Горелого:
— Привет, хозяин, очухался? — весело спросил он.
— А где остальные? — обрадовался Ерхадин, вспоминая прошедшее. Голова Горелого странно исчезла, возле окна послышалась возня и писк: «Даму нужно пропустить вперёд», — после чего показалась взъерошенная Горелла:
— Нашему рыцарю привет, — сделала она глазки Ерхадину.
— Здравствуй, Горелла, — обрадовался он. — Все целы?
— Все! Спасибо Горелому, вытянул всех, — поделилась Горелла.
— Как мы сюда попали? — спросил Ерхадин.
— Ты не помнишь? — удивилась Горелла. — Когда тебя скрутило, ты на мгновение пришёл в себя и бросил вперёд светящийся огонёк, который привёл нас сюда.
Ерхадин не помнил, но это его не смущало — ему было так уютно, что он нырнул под одеяло, бросив на прощанье, как будто оправдываясь:
— Я отдохну ещё немного.
— Отдышись, хозяин, — одобрила Горелла, — а мы на охоту слетаем.
Заползшая под одеяло холодная Манароис прошептала ему на ухо: «Я тебя хочу», — и прижалась к нему всем телом. «Может быть в этом счастье?» — мелькнула у него мысль и погасла в сладкой неге, не требующей ответа.
* * *
Нырнув после купания в белоснежную кровать, Элайни проспала до следующего утра, пропустив и обед, и ужин. Возможно, события последнего времени держали её, как сжатую пружину и минута расслабления и сон благотворно сказались на её самочувствии. Проснувшись голодной, она увидела входящего Сергея с подносом в руках, на котором дымилась тарелка с горкой мяса, стеклянный стакан с молоком и, о чудо, маленькая румяная булочка.
Элайни, поражаясь, вопросы оставила на потом, хлебнула молока и быстро отправила в рот первый кусок мяса. Насытившись, она откинулось на подушку, и сказала Сергею: — Давай, рассказывай.
— Что? — спросил, улыбаясь, Сергей.
— Не прикидывайся, — укорила его Элайни. — Откуда взялся этот дворец?
— Я сделал, — сказал Сергей.
— Ты? — недоверчиво сказала Элайни. — Не ври, одному человеку такое не сделать. Тем более, без волшебства.
Сергей вскинул руку и пустил неяркий шарик, который застыл на месте, освещая потолок.
— Ты научился волшебству? — удивилась Элайни.
— Да, — признался Сергей, — а результаты ты видишь сама.
— Чтобы соорудить такой дворец кроме волшебства нужно время, — всё ещё не верила Элайни.
— Я строил с самого нашего появления, — сказал ей Сергей.
— Зачем? Мы же не будем здесь жить вечно, — сказала Элайни, — нам нужно найти станцию репликации и вернуться домой.
— Сейчас тебе нужно хорошее питание, приятная обстановка и спокойствие, — улыбнулся ей Сергей, — а когда появиться малыш, мы найдём станцию репликации и вернёмся к тебе домой.
— Вы уже находитесь дома, — сказал Хамми, появляясь на пороге комнаты.
— Хамми! Ты здесь? — воскликнула Элайни, протягивая руки. Хамми залез на кровать, подставляя свою спину под руку Элайни. Сергей почему-то смутился и напряжённо уставился на кота.
— Почему ты говоришь, что мы дома? — спросила Элайни, поглаживая Хамми.
— Мы у тебя дома, — промурлыкал кот, выгибая спину под рукой Элайни, — только тысячу лет назад.
Элайни и уставилась на кота:
— Ты хочешь сказать, что мы на Глаурии, только тысячу лет назад?
— Я так и хочу сказать, — сказал Хамми, подсовывая свою спину под остановившуюся руку Элайни.
— То-то мне местность как будто знакомая — спросила Элайни. — А как мы сюда попали?
— А как вы сюда попали? — спросил Хамми. Элайни посмотрела на него и сказала:
— Серёжа перевёз меня в лабораторию Бартазара Блута, и мы отправились домой через репликатор.
— А кто набирал станцию назначения? — спросил Хамми.
— Серёжа, — сообщила Элайни, — я себя плохо чувствовала. Серёжа, вероятно, ошибся.
Серёжа молчал.
* * *
Расстроенная сверх всякой меры делегация жениха, выбравшись из репликатора, молча погрузилась на флаэсину, а король, нарушая все протоколы, не удосужился попрощаться с Ай-те-Коном. Обиженный тотам даже забыл о чае. Не поведением короля он был опечален, а тем, что не удалось узнать причину такого поведения Ладэоэрда, всегда относившегося к Ай-те-Кону дипломатично и сердечно. Проходивший мимо Мо, взглянув на Ай-те-Кона, пожалел его и сыпанул ему в голову последние известия, отчего тотам немного ошалел, но всё равно ответил Мо благодарным взглядом.