Павлова я нашел возле входа в здание. Он спокойно стоял и курил, глядя куда-то вдаль. Я подошел к нему и положил руку на плечо. Тот резко обернулся и, увидев меня, выбросил сигарету.
— Доброе утро, Вадим Михайлович, — говорит он и при этом почему-то отводит взгляд и смотрит в землю. Я мысленно перекрестился: если Гриша сказал в пятницу лишнего, то это кончится плохо как для меня, так и для него. Я бы за это его сразу же уволил, несмотря на его искреннее уважение ко мне. Ну, а что касается меня… меня бы осудили на пожизненное, и я бы тут же покончил с собой. Ведь хочется сохранить доброе имя, чтобы после моей смерти не говорили: «Слышали, что наш начальник два года назад убил троих человек?» Синдром «хорошего человека», что ли, пробудился во мне? Об этом я тоже узнал от Насти, когда она рассказывала мне о своей работе психотерапевта. Говорят, что люди с таким синдромом очень боятся, как бы кто о них не разнес сплетен. Вот и я такой же.
Я тоже поздоровался с Гришей и сразу же спросил его о том, что он рассказал в тот день прокурору. Тот в свою очередь ответил, что ничего не говорил об убийстве Лиановского и тут сказал такое, от чего мне едва не стало плохо: «Он не поверил!» Кровь отхлынула от моего лица, даже потемнело в глазах, и я невольно схватился рукой за ветку дерева. Сумел только произнести одно слово: «Почему?» Гриша отвечает:
— Наверно, ему что-то не то в моем голосе почудилось. Но я действительно сказал, что ничего об этом не знаю, как вы и просили.
Да, Павлов такой. Вроде умеет хранить секреты, но эмоции нет-нет да и выдают его с головой. Так и на этот раз. Я с досадой сжал кулаки.
— Ой, Гриша, не умеешь ты скрывать эмоции! — раздраженно говорю я, но быстро успокаиваюсь: — Ну, хоть ничего не сказал — и то хорошо. Ладно, спасибо, — и я быстро, почти срываясь на бег, ушел к себе. Нет, если я не научусь спокойно реагировать на слова окружающих о смерти Лиановского, то все наверняка догадаются, что я и есть его убийца.
Пока я шел в свой кабинет, то ненароком оглянулся на Павлова. Его явно удивило мое поведение. А объяснять ему причину этого я вовсе не собирался и только ускорил шаг, направляясь к себе.
***
Володя все же сумел найти свою любовь в лице недавно устроившейся в тот отдел полиции судебно-медицинским экспертом девушки из Калининграда — Раисы Маликовой. Узнав об этом, я искренне обрадовался, но в то же время мою душу обожгла зависть. Как же у него все просто… Не успел еще и первое дело раскрыть, как сразу же влюбился и скоро сделал предложение. Счастливый он, а вот мне в любви не везло до тридцати пяти лет. Не знаю, почему мне никогда не попадались хорошие девушки… Наверно, где-то в глубине души, когда я начинал с кем-нибудь встречаться, я вспоминал развод моей матери с отцом. Странно, что, когда я познакомился с Настей, я об этом не думал. А думал я тогда только о том, как бы случайно не проговориться об убийстве Лиановского. Вот говорят, что когда человек будет готов к любви, она и придет. Про меня такого сказать было нельзя. В то время я страдал от депрессии и долго лежал в больнице, пока не выздоровел и не уехал в Адлер. Мне тогда было совсем не до любви…
Прежние мои девушки почему-то считали меня скучным, хотя на самом деле я таковым вовсе не был. Даже Юля, в те годы студентка журфака МГУ, роман с которой продлился два месяца (это был самый долгий срок за все время), бросила меня ради какого-то мажора. После этого я даже хотел покончить с собой, и, наверно, сделал бы это, если бы не отец. Он сказал мне, чтобы я забыл про женщин и строил карьеру. Тогда я уже служил в армии лейтенантом. Отец позаботился о том, чтобы меня перевели в другую часть, подальше от Москвы, желая отвлечь меня от печальных воспоминаний о своем неудавшемся романе.
Что-то меня потянуло куда-то не в ту степь… Так вот, Володя и Раиса решили пожениться, и он предложил мне быть его шафером. Я согласился, поскольку это дело мы обсуждали еще в пятницу возле прокуратуры.
Их свадьба, как и наша с Настей, была скромной. Но если мы отмечали в ресторане, то они — прямо в отделе полиции. Гостей было мало: мы с Настей, Серега, трое следователей, коллег Володи, родители невесты и ее подруги из Калининграда. Они еще приглашали Лешку, но он не смог приехать. Я понимал, почему: во всем была виновата эта бумажная волокита… В наших судах, впрочем, как и везде — сплошная бюрократия. Но вечеринка удалась на славу, и наша маленькая, но дружная компания засиделась в ОВД допоздна.
***
Через неделю после Володиной свадьбы у меня был отпуск, и мы с Настей решили поехать куда-нибудь за границу. Остановились на Франции, поскольку моя супруга давно хотела посетить Лазурный берег. Но Олег Сергеевич не позволял ей до того момента ездить туда, поскольку не хотел тратить деньги понапрасну. Но тогда именно он подал нам эту идею, сказав, что все оплатит. Мы, конечно, очень обрадовались и решили ехать в Ниццу, так как добраться туда было проще всего: с Белорусского вокзала до этого города шел поезд.
Когда мы приехали на вокзал, то нас едва не раздавила огромная толпа народа: кто-то искал свою электричку, кто-то поезд, а некоторые — аэроэкспресс. Я уже говорил, что больше всего ненавижу в Москве именно толкучку, и, стоя вместе с женой на вокзале с вещами, начинал сердиться. К тому же для семи часов утра на улице было очень жарко, несмотря на то, что я был легко одет — на мне были всего лишь шорты и рубашка. Внезапно я услышал, как меня спрашивают, где поезд до Ниццы. Я обернулся и увидел…
— Володя, это ты? — радостно и несколько удивленно спросил я, забыв и про жару, и про толкучку. — Привет!
Он тоже, кажется, не ожидал увидеть меня. Мы обнялись.
К нам подошли Раиса и Настя. Оказалось, что вся наша четверка едет в Ниццу и — совпадение ли это? — в одном купе. Я слегка удивился, откуда у Володи деньги, чтобы посетить Лазурный берег. Но он объяснил, что давно копил на эту поездку, да и время было выбрано удачное — как-никак, все же медовый месяц.
Поезд тронулся через десять минут после нашей встречи. Мы уже успели разместиться в своем купе, и теперь нам предстоял долгий, в два дня, путь. Но мы за это время не скучали. Да, и именно во время пути Володя рассказал мне, как он раскрыл свое первое дело.
Ту женщину звали Марина Цаплина, и она приходила в отдел полиции из-за того, что ее дочь Алена отравилась каким-то препаратом — сибуталеном, кажется. Сначала все думали, что девочка принимала таблетки для «повышения внимания» — и чего только не придумают, чтобы деньги заработать! Лишь бы впарить детям черт знает что. Но оказалось, что это были обыкновенные витамины — их продавал студент Бауманки, некий Михаил Свиридов. Его потом тоже привлекли за мошенничество.
Он вывел Володю на некую Катю Левицкую, которая оказалась очень важной свидетельницей. Оказалось, что во всем были виноваты производители препарата для похудания — «Редуксина». Эта Левицкая, Цаплина и еще одна девушка принимали его. Последние двое приняли больше таблеток, чем Екатерина, отчего и умерли. Ну, Володя и Серега с операми прикрыли их лавочку, препарат изъяли. А после раскрытия дела Володя пригласил судебно-медицинского эксперта — то есть Раису — на свидание. Вот так красиво завершился его первый рабочий день… Все это он мне рассказал, пока мы ехали.
Приехали мы в пять часов следующего утра. Что говорить, время было не очень удачным, но других билетов нам получить не удалось. И вот теперь мы стояли с вещами на вокзале и тщетно пытались поймать такси. Но машин было очень мало. Раиса тихо проклинала сложившуюся ситуацию, Володя старался ее успокоить. И вдруг… буквально через минуту произошло то, что снова разделило мою жизнь на ДО и ПОСЛЕ.
Я уже хотел повести мою изрядно погрустневшую компанию в придорожный ресторан, чтобы там подождать, пока появится хоть какой-нибудь автомобиль, но тут я почувствовал сильный удар по голове чем-то тяжелым. Я пошатнулся и сквозь пелену, застлавшую мои глаза, с трудом смог увидеть остальных, которые уже лежали без сознания. Через мгновение я тоже отключился. Кто на нас напал и чего они хотели — я выяснил позже.