Когда мы более-менее пришли в себя, то оделись, поскольку в подвале было довольно холодно, и легли на стоявшую где-то в углу раскладушку. Правда, одеваться было особенно не во что, поскольку мою рубашку порвал Радзинский, так что у меня остались лишь белье и шорты.
Ближе к ночи нас неожиданно посетил какой-то человек, оказавшийся медиком. С чего бы это наши мучители решили позаботиться о нас? Я даже поинтересовался об этом у нашего нежданного визитера, но тот резко ответил, что это не мое дело. Но я сразу догадался, что неспроста Радзинский прислал к нам доктора. Видать, хочет продлить наши мучения, пока мы либо не сойдем с ума, либо не сломаемся… Догадка моя была верна, и в этом я убедился уже на следующий день, когда к нам заявился главарь мафии.
Он пришел где-то в полдень и с порога так нахально:
— Не скучали по мне, ребята?
И хватает же у этого мерзавца наглости так с нами разговаривать! Как я его ненавижу! Даже Лиановский не вызывал во мне такого омерзения, как этот негодяй! Если они дружили, то я не удивлен… Всякий выбирает свой круг общения — похожих на него людей.
— А я вот скучал, особенно по тебе, Новицкий… — обращается он ко мне и при этом смотрит на меня так, что у меня замирает сердце. Что он еще придумал?
— Пойдем-ка со мной, — говорит он мне.
— Куда? — растерянно спрашиваю я. Что бы ни произошло дальше, я абсолютно уверен, что оно не будет хорошим. Но мне не стоило задавать вопросов. Радзинский свирепеет на глазах, его обманчиво добродушное выражение лица превращается в злобное.
— Ты смеешь еще задавать вопросы, тварь? — он хватает меня за руку и насильно тащит вон из подвала. Я едва успел оглянуться на Лешку — тот с испугом провожал меня взглядом и явно хотел идти за нами. Но Радзинский приказал ему оставаться на месте.
***
Я уже три раза задавал своему мучителю один и тот же вопрос: что он собирается со мной делать? Но он уже не сердился, а спокойно отвечал, что я все скоро узнаю.
Мы вошли в какую-то комнату. Я обвел ее взглядом. Скромно обставлена, но видно, что мебель дорогая. В этом я стал разбираться после свадьбы. Кресло из черной материи возле журнального столика, такой же диван и просторная кровать… Спальня. Но почему он привел меня именно сюда? И тут я обо всем догадался — вот что означали его странные взгляды и то обращение в первый день моего плена: «мой сладкий»! Я хотел было сбежать, но Радзинский крепко держал мою руку и не отпускал.
— Не делайте этого! — взмолился я. Ох, пусть лучше бы он снова меня избил, но только не ЭТО… Никогда в жизни я не занимался сексом с другими мужиками и терпеть не мог геев. Но его, казалось, мои мольбы о пощаде абсолютно не тронули. Я чувствую холод ножа, который разрезает мои шорты, и в следующее мгновение я оказываюсь раздетым донага. Нет… Неужели он осмелится сделать со мной такое?
Еще как осмелится! Я пытаюсь освободиться от его хватки, но куда там… Он сжимает мою руку так крепко, как будто на ней кандалы…
— Нет! — кричу я. — Не надо, умоляю!
— А тебя никто не спрашивает! — холодно ответил главарь мафии и резким движением опрокидывает меня на кровать. Все, теперь уже ЭТОГО никак не избежать…
Он наваливается на меня, прижимая к кровати. Одной рукой держит мои запястья, чтобы я не смог ему врезать, а другой жадно водит по моей спине. Слышу, как он что-то тихо говорит. Не могу разобрать, что именно, но это явно что-то неприятное для меня. Я понимаю, что не стоит сопротивляться, чтобы не было слишком больно, но не могу вынести того, что сейчас будет… Я закрыл глаза от стыда и даже залился краской. Радзинский начинает свое занятие, довольный тем, что я не пытаюсь ничего сделать. Он вставляет мне сразу два пальца, затем три… От боли у меня на глазах показались слезы, и я с трудом сдерживаю стон, но изо всех сил сжимаю зубы. Как же, буду я доставлять радость этому садисту своими криками!
Радзинский убирает пальцы и резко входит сам, на всю длину. Как я ни крепился, но все же не смог терпеть и вскрикнул. Это ему не понравилось, и он, схватив меня за волосы, вжал лицом в подушку хоть и на несколько секунд, но я чуть не задохнулся за это время. А он отпустил мои волосы и вцепился ногтями в плечи, оставляя на них царапины… Этот кошмар все продолжается, прерываясь лишь тогда, когда Радзинский целует меня в шею и даже иногда кусает кожу на ней.
Слезы льются из моих глаз нескончаемым потоком, и вскоре вся подушка залита ими. Чтобы отвлечься, я начал вспоминать прошлое: как я в Адлере грустный сижу на пляже, а Настя пытается меня утешить… Ах, Настя, Настя… Если бы ты сейчас видела меня и знала, за что я несу свой крест, то наверняка развелась бы со мной! Зачем нужен дочери бизнесмена серийный убийца, да к тому же и изнасилованный другим бандитом? Я вспоминаю дни, когда я пришел в ее номер с цветами… Мы, счастливые от того, что нашли друг друга, пили вино, ели конфеты, а затем… понимаете, что было… А затем мы ездили на экскурсии… Когда вернулись в Москву, то сразу же подали заявление в ЗАГС, Олег Сергеевич дарит нам квартиру… Про тот свой поступок я тогда и не вспоминал.
Пока я об этом думал, я даже сумел немного отвлечься от происходящего. Скоро Радзинский кончил и вышел из меня. Картины моей прежней жизни исчезли, и я вернулся в реальность. Все… Вот я жестоко оскорблен. От этой мысли я снова готов был расплакаться, но чудом сумел сдержаться. Думаю, что я выплакал все слезы за время ЭТОГО…
— Давай, иди к себе! — крикнул мне Радзинский. Я, шатаясь, побрел обратно, где меня с нетерпением ожидал Лешка. Видно, я представлял собой жалкое зрелище, поскольку он сразу же кинулся ко мне с расспросами. Но мне было не до ответов на его вопросы. Я думал, что слез у меня больше не осталось, но я ошибался.
Отец говорил, что настоящие мужчины не плачут, и всегда наказывал меня за проявление своих эмоций. Сам он был всегда холодным и бесстрастным и этого же требовал от меня. За свою жизнь я плакал очень редко: когда умерла моя бабушка, которую я очень любил, после того, как меня бросила Юля, когда лежал в больнице после тройного убийства, и вот сейчас. Я лег на раскладушку и наконец дал волю слезам. Чувствую, как Лешка обнимает меня и что-то тихо говорит. «Все будет хорошо…» — услышал я. До этого момента я и сам верил, что так и будет, но сейчас… Радзинский, можешь радоваться, тебе удалось сломать меня. Как мне в будущем избавиться от этих воспоминаний? Как мне рассказать даже Насте, что я пережил в плену и из-за чего вообще я там оказался? Кто мне поможет? Слегка успокоившись, я сообщил другу, что со мной сделал этот… мафиози. Как и следовало ожидать, его эта новость изрядно шокировала.
— Да как он посмел? Я его за это убью голыми руками! — возмущенно кричит он.
Попробуй это сделай… Ничего не выйдет.
— Надо бежать отсюда. Хватит сидеть и покорно ждать издевательств или еще чего похуже! — я вот в плену почти сломался, а Лешка, наоборот, воспрянул духом, что странно, поскольку на свободе он никогда не отличался решительностью. Я и сам мечтал о побеге, но боялся, что если нас поймают, то изнасилование будет только цветочками по сравнению с тем, что с нами сделают. Но как сбежать? Мы в подвале, стены здесь каменные, окон нет. Нас караулят круглые сутки… Я поделился своими мыслями с Лешкой. Тот сначала упрекнул меня, что раньше я был куда более оптимистичен, но потом и сам задумался. В конце концов он тоже понял, что бежать нам не удастся. Так что у нас только два варианта — либо смерть, либо неожиданное спасение. Второй вариант был настолько маловероятным, что мы его дружно вычеркнули. Остается лишь смерть… Я-то заслужил, но Лешка… Нет, невинный человек не должен страдать из-за меня, дурака! Не должен был я просить его скрыть убийство Лиановского…
Через десять минут в подвал зашли четверо: главарь мафии, медик, и двое незнакомых нам мужчин. Чего еще они от нас хотят? Снова пришли издеваться над нами? Но все оказалось гораздо хуже…
— Я слышал, здесь кто-то надеется на побег, — холодно начал главарь. — Это у вас не выйдет никогда. Вы верно говорили: никаких вариантов.