Я все же решил уйти из службы исполнения наказаний — хотя я проработал там около семи лет, но больше я не вынесу. Преступники, с которыми я встречался почти каждый день, да и сама атмосфера какой-то жуткой безысходности давили на меня. Так и развивалась моя скрытность… Что с самого начала сделало меня таким — отношения ли с отцом, комплекс «хорошего человека» или что-нибудь еще? Но одно я знаю точно: душа моя желала совершенно другого, нежели сидеть в душном кабинете и напряженно ожидать уведомлений от администрации районного суда о новых заключенных. А вся моя ответственность за жизнь и благополучие всех ЗК… Нет, хватит с меня! Преступный мир мне надоел. Хочется спокойной жизни.
Последней каплей стало предательство Павлова… Умом-то я понимаю, что нередко попадаются столь двуличные субъекты, но нигде: ни в армии, ни еще где мне не встречались люди, настолько «правильные». Знай я раньше, что Павлов неверно поймет историю, случившуюся со мной, то сразу бы выгнал его с работы. И еще меня мучил вопрос: зачем ему понадобилось клеветать на Андрея? Что он ему такого сделал? Даже если Павлов был оскорблен Крестовским, все равно ему не следовало так поступать. Это уже не его правильность, а лицемерие. Да и неразумно простому ФСБшнику стучать на своего бывшего начальника.
Думая обо всем этом, я сел за компьютер и принялся писать письмо начальнику ФСИН по Москве. Мое желание уволиться было непоколебимо, о чем я и заявил. Тот скоро ответил; прочитав его сообщение, я облегченно вздохнул:
«Уважаемый господин Новицкий! Ваш рапорт об увольнении принят к рассмотрению».
Там еще был неофициальный постскриптум:
«P.S.: Я понял, в чем дело. Ваш подчиненный, некий Павлов, сообщил в полицию о том, что Вы сделали. Слышал эту историю. Но не бойтесь, Вы же знаете, что оправданы. Я ни в чем Вас не обвиняю. Желаю Вам удачи в поисках новой работы. Вместо Вас будет работать А.И. Мартынов.
Начальник Федеральной службы исполнения наказаний по городу Москва Рязанов В.Д.»
Виталий Дмитриевич, я знал, что на вас можно положиться. Спасибо вам.
Я, довольный, встал со стула и подошел к окну. Долго глядел на город и даже не заметил, как ко мне подошла Настя. Очнулся от того, что она обняла меня за плечи.
— Ты все же решился уйти с работы? — спросила она. Я кивнул.
— Мартынов с ней справится лучше. Рязанов понял все, не то что Павлов. Ну как я мог подумать, что он меня уважает?!
— Не вини себя, — мягко улыбнулась супруга, кладя голову мне на плечо. — Ты был в состоянии аффекта, вот и понадеялся на первого встретившегося тебе человека. Не твоя вина, что он оказался негодяем.
— Нет, милая, — усмехнулся я, — все было не так. Это Крохин мне посоветовал найти какого-нибудь исполнительного человека. А Григорий только этим и отличается от других.
— Как же ты себе жизнь испортил из-за этого Лиановского… — Настя провела рукой по моим волосам. Я притянул ее к себе.
— Не из-за него, а из-за своей доброты, — заметил я, целуя ее в затылок. — Да и из-за скрытности тоже. Я виноват, но больше так делать не стану.
— Пожалуйста, не думай больше о самоубийстве… — воскликнула Настя. Ее тонкие пальцы прошлись по моему лицу, гладя лоб, скулы, волосы… Мои руки скользнули к ее заколотым в хвост волосам, я снял резинку, и они каштановой волной рассыпались по ее плечам. Зрелище просто шикарное… Я целовал Настю с нарастающей страстью. Она прижалась ко мне, явно рассчитывая на продолжение, но неожиданно для самого себя я мягко отстранился от нее и вышел из комнаты. Зашел в спальню, сел на кровать и сдавил руками голову. Снова перед моими глазами встала знакомая картинка… Радзинский, сволочь, сделал так, что я никогда не смогу заняться любовью с Настей и иметь от нее детей… Я себя чувствую каким-то оскверненным, грязным, униженным! Это в Европе к секс-меньшинствам относятся лояльно, но не в России! Светить-то на весь свой круг общения тем, что меня изнасиловал другой мужик, мне абсолютно не хочется… Ведь узнай мои знакомые о том, что я пережил во Франции, небось сразу бы все отвернулись от меня… Еще хорошо, что об этом не знает Павлов. Ой, как же мне стыдно вспоминать об этом… Почему я не сопротивлялся? Да потому, что у Радзинского была какая-то дьявольская сила — я говорил об этом. Я пытался сбежать, но он меня легко поймал. Он бы, наверно, убил меня на месте, если бы я еще раз попробовал бежать или хотя бы врезать ему. А жить хочется всем — не стоит винить меня за это! И вот главарь мафии со своими подчиненными мертв, а я живой… Но мне от этого не легче — у меня посттравматический синдром и муки совести.
В комнату вошла Настя и села рядом со мной.
— Все еще переживаешь? — мягко спросила она. — Я знаю, нелегко забыть произошедшее с тобой, но это вполне реально.
— Ну что мне делать?! — в отчаянии воскликнул я. — Скажи мне!
— Я говорила Владимиру, чтобы тот выражал свои негативные эмоции на бумаге. Сделай и ты так же.
— Но… — я не успел договорить, как Настя продолжила:
— Не бойся. Никто не увидит твоих записей.
Я даже удивился, как моя жена хорошо умеет читать мысли. Вероятно, изумление слишком сильно отразилось на моем лице, потому что она, усмехнувшись, сказала:
— Я уже давно заметила, что у тебя комплекс «хорошего человека». Ты постоянно стремишься сохранить свое реноме. Дорогой, знай, что в большинстве своем людям нет до тебя и твоих переживаний никакого дела. Так что ты напрасно волнуешься о том, кто что подумает. Смело пиши обо всем пережитом — это тебе поможет.
***
И действительно — с той поры, как я начал писать эту историю, мне стало гораздо легче. Спасибо моей любящей и понимающей супруге… Если бы не ее поддержка, я бы просто покончил с собой, будучи не в силах вновь и вновь прокручивать в голове все пережитое: плен, насилие, предательство Павлова и т.д.
Что с Павловым стало? Бог весть. Мне его абсолютно не жаль. Я не осуждаю его за то, что он заявил на меня в полицию. Не думайте, что я бы всю жизнь бежал от наказания. Но тюрьма вряд ли исправит преступника, это я знаю по опыту. Главное, чтобы он сам осознал, что совершил грех. А я давно уже это осознал и раскаялся.
========== Новый 2017 год и тяжелая утрата ==========
Если на Новый год что-либо плохое случится с человеком, то и целый год с ним будет плохое случаться.
31 декабря в нашей квартире было необычайно спокойно. Не как у других — предпраздничная суета: то нарядить елку, то накрыть новогодний стол… Нет, мы особо не заморачивались насчет всего этого. Нам было не до того: еще свежи были воспоминания о моем аресте и обо всем, что случилось после моего заключения в районный отдел полиции. Новый год нами было решено отметить скромно, без лишней помпезности.
Мы с Настей были одни в квартире — Олег Сергеевич снова уехал куда-то по своим делам — и мирно наряжали елку. Дело наше близилось к концу — на ней уже красовались золотые и серебряные шары, гирлянды и прочее. Настя прикрепила на ее верхушку звездочку и, сев в кресло, обратилась ко мне:
— Красиво получилось, не так ли?
Я машинально кивнул, даже не расслышав слова супруги. Сказать по правде, я совершенно не ощущал приближения праздника. Мы даже не стали звать гостей, решив провести эти дни вдвоем. Тесть обещал вернуться лишь в конце января.
Хотя я и говорил жене, что не против попробовать себя в роли бизнесмена, но позже я понял, что это не мое. Что мне не нравится в бизнесе, так это постоянные командировки. Я помнил, как мой отец постоянно ездил в разные места и брал меня с собой, когда я стал постарше. Бесконечные переезды мне не нравились, но я скрывал свое недовольство и покорно следовал за отцом. Сейчас, когда я уже осел в Москве, мне хотелось стабильности. Так что я пока сидел без работы, назначив на свое место Сашку Мартынова. Он сначала долго отказывался, просил меня не уходить, но я настоял на своем, и он занял мою должность.
Когда всплыла та история с Эдуардом Лиановским, мне было очень стыдно оставаться на своей работе. Правда, мне ничего не говорили, но молчание было для меня пыткой куда большей, чем обвинения. Никто не знал о моих связях в ФСБ, кроме Сашки и Павлова, а иначе бы смотрели на меня так, как будто я пользуюсь связями, чтобы творить все, что ни пожелаю…