— Что?
— Да. Но ты пойми, Леша: один из них — Эдуард Лиановский, опасный преступник, а остальные — его подельники. С ними связана одна неприятная история. Эти люди восемь лет назад вырезали семью моего друга. Он тогда пришел ко мне и просил отомстить за это. А когда я их вживую увидел, то не мог на них смотреть без отвращения. Проблема в том, что я был не в себе и расстрелял в них всю обойму. Я тебя очень прошу замять это дело.
Надеюсь, убедительно просил о помощи… Как же стыдно унижаться перед своим другом, чтобы он скрыл убийство! Черные глаза Крохина смотрят на меня, проникая в самую душу…
— Да, история кошмарная. Я тебя отлично понимаю. Но учти: если бы ты не был моим другом, я бы тебя посадил за это, — так на то и был расчет… — Но ты не бойся: для тебя я сделаю все. Скажешь, что эти трое были убиты охраной при попытке к бегству. Есть ли у тебя какой-либо исполнительный надзиратель?
— Да, Павлов. Всегда выполняет, о чем его просят, без вопросов.
Да, Гриша исполнительный малый. Правда, слегка любопытен, но кто не без греха? И он никогда меня не выдаст. Не знаю, почему именно он так меня уважает? Остальные-то сотрудники просто вежливо общаются со мной, слушаются, но в критической ситуации, наверно, спасали бы не другого, а себя. А вот Павлов не такой.
— Хорошо. Расскажешь ему эту легенду в общих чертах. Только не говори, что их убил ты. Не волнуйся: никто об этом не узнает, — и Крохин, попрощавшись, сел за стол. Я облегченно вздохнул и покинул его кабинет. Надо было как-то объяснить Павлову эту историю.
Когда я вернулся на работу, Павлов уже приехал. Была его смена, поэтому он приезжал раньше, чем другие сотрудники. На мое счастье, Гришиных напарников еще не было, так что в здании из сотрудников были только мы вдвоем. Я подошел к нему.
— Доброе утро, Гриша. Мне надо с тобой поговорить.
— Что случилось, Вадим Михайлович? На вас лица нет.
Ах, Гриша, если бы ты знал, что со мной случилось, ты бы не стал так вежливо со мной разговаривать, а сдал бы ментам…
— Короче, новые заключенные — Лиановский, Шохин и Золотов — мертвы. Я случайно заглянул в их камеру и увидел это. Сам понимаешь, нам такая «реклама» ни к чему. Так что скажешь, если будут этим интересоваться, что они убиты при попытке к бегству слишком усердными охранниками, и всех в этом убедишь. А если нет… тогда я тебе сочувствую. Ясно ли тебе?
— Ясно, Вадим Михайлович. Все сделаю, как сказали, — козырнул он и ушел.
Нес полную чепуху. Ведь если внимательно слушать, то найдешь нестыковок выше крыши в моем рассказе. Во-первых, он видел, как я пришел, и мог спросить, как это я смог заглянуть в камеру Лиановского? Во-вторых, попытка бегства была вчера, а не сегодня… Но Гриша не задает лишних вопросов. Может, он когда-нибудь догадается, что это я убил троих заключенных. Дай бог, чтобы это никогда не случилось, а если бы и случилось, то как можно позже…
Спасибо, Леша. Ты спас мне жизнь и репутацию. Если это вскроется, то я сразу же влезу в петлю… Не смогу жить, когда все люди узнают, что я убийца…
***
Жизнь моя с того памятного момента пошла под откос — на почве своих переживаний я заболел и долго лечился. А все началось с того времени, как я вернулся в свой кабинет после убийства Лиановского, Золотова и Шохина.
Едва войдя в кабинет, я снова вызвал к себе Павлова.
— Гриша, это срочно, — я стараюсь ничем не выдать себя. — Нам с тобой надо скрыть смерть этой троицы. Ты понимаешь, о чем я?
Тот закивал и неожиданно с испугом уставился на меня.
— Что с вами, Вадим Михайлович? — обеспокоенно спрашивает он. — Вы что-то очень бледный…
А я и сам уже чувствую какую-то слабость, но смог прийти в себя и даже ответить Павлову:
— Все в порядке. Идем в камеру Лиановского, — и мы пошли. Но по дороге мне становилось только хуже — я чувствовал, как кружится голова и перед глазами прыгают черные мушки. Однако я изо всех сил старался не показать Грише, что мне плохо — в противном случае он мог догадаться, с чем это связано.
Не помню, как я дошел до ТОЙ САМОЙ камеры. Когда открылась дверь и я снова увидел дело рук своих, то все мои попытки держаться сошли на нет. Я почувствовал, как кровь отлила от моего лица, пошатнулся и упал бы, если бы Гриша не успел схватить меня за руку.
— Что случилось-то? — недоуменно спросил он. — Вы в порядке? — эти слова донеслись до меня как будто издалека. В глазах все помутилось, и я почувствовал, что проваливаюсь куда-то в темную бездну. Последним, что я услышал, был голос Павлова, по-видимому, вызывавшего «скорую».
Я пришел в себя только в больнице.
— Наконец-то вы очнулись… — слышу я голос какой-то девушки. Скорее всего, медсестры. Да, так оно и оказалось. Хоть у меня перед глазами все расплывалось, но я смог различить белый халат и все остальные медицинские атрибуты.
— Как долго я здесь? — этот навязчивый вопрос я решил задать самым первым.
— Три часа, — ответила мне медсестра.
Три часа… Что же случилось в камере Лиановского? Надеюсь, что Гриша выполнил, что я просил… А если нет? Ведь уже наверняка приехал и Мартынов, и остальные сотрудники… Если они все увидят?
Мой взгляд упал на мобильник, лежавший на столике возле моей кровати. На экране виднелись оповещения о новой СМС-ке. Я взглянул: от Павлова.
«Как вы себя чувствуете? Дай бог, чтобы все было хорошо. Насчет той троицы: я все сделал, что просили. Никто ничего не узнает. В камере чисто. Павлов Г.»
Прочитав сообщение, я почувствовал, как огромный камень упал с души. Слава богу, Гриша меня не подвел… Одна проблема решена! Вот только надо придумать более правдоподобную версию гибели Лиановского, чем ту, которую я озвучил Павлову. Тогда я выдумал все это, хоть и следовал совету Лешки, в горячке после тройного убийства и сначала не обратил внимания на кучу нестыковок. Я быстро написал ответ на Гришину СМС-ку и откинулся на подушку, желая лишь одного — спать. Во сне весь негатив забывается…
Но мне не удалось ничего забыть — едва я закрывал глаза, как передо мной вставали то Лиановский, то Шохин, то Золотов. Последние двое смотрели на меня умоляющим взглядом, словно желая сказать: «Опусти пистолет, начальник, не делай этого…» А Лиановский нахально глядел на меня, но, понимая серьезность моего намерения, меняется на глазах: его наглая усмешка превращается в изумленную и слегка испуганную.
— Я хотел только поговорить с вами всеми, но вы не раскаялись… — со стоном произнес я, протягивая руки к этой троице. — Нет, уйдите… Не мучайте меня… — фигуры убитых приблизились ко мне, и я невольно закрылся от них рукой.
========== Адлерский роман и свадьба ==========
— Я совершал преступления…
— Правда?
— Страшные преступления. Но я веду ее под венец.
Это смоет все мои грехи. Ее чистое сердце очистит мое.
сериал «Робин Гуд»
Эти видения мучили меня все время, пока я лежал в больнице. Мою душу жгли раскаяние и жуткий стыд. Я уже думал сложить с себя полномочия начальника следственного изолятора и написать явку с повинной, но всякий раз что-то меня удерживало от этого шага. Я не хотел сообщать начальнику отдела полиции, моему старому другу, о том, ЧТО я совершил. Мне было очень стыдно признаться в том, что я убил троих человек. Хоть и в состоянии аффекта, но все же…
Меня навещали только Павлов и мой заместитель. Первого я еще как-то мог выносить, но второго — никак, поскольку в бреду мог случайно проговориться о том, что я убил Лиановского и остальных. Саша, конечно, обижался на меня за это, но, понимая, что с больного спрос маленький, не выражал вслух свое недовольство. А я, оставшись один в палате, плакал в подушку, стараясь, чтобы это было незаметно.
Когда я выздоровел, врачи посоветовали отправиться на курорт, чтобы немного развеяться. Они спрашивали меня, что со мной произошло, но я молчал. Как же мне было признаться в тройном убийстве? Нет! Никогда в жизни!