Павлов явно застыдился.
— Не стал бы, Вадим Михайлович, здесь вы правы. Просто не смог я терпеть того, что служил под началом серийного убийцы. Но сейчас ничего не могу сделать… Если бы не эта история, все было бы хорошо. Но что уж теперь… что будет, то будет.
— Ты доложишь?!
Тот кивнул.
— Мне не хочется этого делать, но придется. Преступник должен сидеть в тюрьме… Я вам это уже говорил.
— Ну, что же… Раз уж ты такой правильный, то скажи мне только одно: почему ты мне тогда говорил, что узнал обо всем этом от Крестовского? Зачем ты меня обманул, когда выяснилось, что тебе про это рассказал Олег Сергеевич?
«Царство ему небесное», — прибавил я про себя. Нечего Павлову знать о его смерти.
— Зачем ты оклеветал невинного человека? — снова спросил я его.
— Кто невинный? Андрей Юрьевич? Знаете, я именно из-за него ушел из ФСБ. Только я не скажу, что случилось. Мне слишком тяжело об этом вспоминать. А почему я тогда сказал вам, что узнал о той истории от него… я просто не хотел, чтобы вы злились на своего тестя.
— Гриша… — вздохнул я, — это с твоей стороны было довольно глупо. Сказал бы ты правду — ей-богу, это было бы лучше. Но что же тебе сделал Крестовский?
— Я не расскажу об этом никогда. Не думал, что наши спецслужбы такие… продажные, что ли. Андрей Юрьевич тогда совершил очень большую ошибку.
— Все хоть раз в жизни ошибаются, Гриша. Право, не стоит за это злиться на них. Но что тебе слова будущего зэка? — мрачно добавил я, смотря прямо на него и пытаясь увидеть в его глазах то, о чем он думал в тот момент.
— Я ведь тоже зэк, по вашей милости. Так что мы квиты. Ничего не могу сделать… Я хоть и недолго сидел, но за это время обо многом передумал… А вы лучше сами признайтесь, вам за это могут срок скостить. Хотя с вашими-то связями вас прямо в зале суда освободят. Ладно, прощайте, Вадим Михайлович, — и Павлов вышел, забыв даже про Марию. А она скоро вернулась и, не найдя своего кавалера, стала расспрашивать меня, о чем мы говорили и куда он ушел.
— Не знаю, где он… — отрезал я и поспешил выпроводить Марию.
Оставшись один, я наконец смог дать волю эмоциям — повалился на кровать и зарыдал. Никогда мне, видно, не забыть о пережитом! Еще и Павлов объявился… Доложит, видит бог, доложит о семи убийствах! Ой, как же не хочется в тюрьму… Нет, он прав: я лучше пойду и сам сдамся! За явку с повинной можно меньший срок получить. Да что мне об этом переживать? Светят мне либо двадцать лет, либо пожизненное независимо от того, приду ли я сам в полицию сдаваться или нет. Решив немного отвлечься от неприятного визита, я пошел на кухню и достал бутылку водки. Я твердо решил напиться…
***
Я очнулся лежащим на кровати. Голова трещала, как будто по ней били, как по какому барабану, и еще было такое чувство, будто она была стянута обручами… Так раньше пытали преступников: делали так, чтобы они не могли шевелить головой, и им на макушку медленно капала холодная вода, что вызывало у них адскую боль. Вот и у меня было такое ощущение.
С трудом повернув голову, я увидел лежавшую на полу пустую бутылку водки. А ведь была полная… Неужели я выпил ее всю?!
— Ну вот зачем ты напился, Вадим? — услышал я голос Насти и сдавил руками голову, желая защититься от шума. Она сидела рядом со мной на кровати.
— Что?
— Что случилось? Из-за чего ты выпил? Я нашла тебя на полу в кухне, мертвецки пьяного.
— А черт его знает… — пробормотал я и вдруг все вспомнил. — Ах, это ко мне Павлов пришел и обещал сдать в ментовку…
— Он в Одинцово?! Право, он за тобой по пятам ходит… — пробормотала Настя. А ведь верно: он действительно от меня ни на шаг. Если бы я раньше знал, что он сбежал из тюрьмы, то все-таки уехал бы в Сибирь. Но чего уж теперь думать об этом? — И что нам делать?
— Я сдамся, — решительно ответил я. Здесь мне опять стало хуже, и я попросил чего-нибудь, чтобы опохмелиться. Настя, явно недовольная, все же принесла мне бокал вина. Я обессиленно откинулся на спинку кровати.
— Он сейчас встречается с Марией — ты ее знаешь. Она пришла ко мне познакомить его со мной… Оставила нас наедине, и тогда он мне все высказал. Я видел, что ему стыдно, но он все же решил на меня доложить ментам.
— Ты ему рассказал про то, что вы вместе с Алексеем пережили?
— Да, его тронула эта история, но он все равно сказал, что пойдет в полицию.
— И ты хочешь сдаться…
— Я думаю об этом.
Но тут я внезапно понял, как следует поступить. Не надо сдаваться… Я вспомнил о своих связях в ФСБ. Надо убрать Павлова с моего пути навсегда — но только не мне самому! Мне не хотелось брать на себя восьмое убийство, а Крестовский мог бы сделать так, чтобы Гриша больше никогда меня не беспокоил и не доложил обо мне в полицию. Вот поэтому, немного отойдя от похмелья, я и стал звонить Андрею, но тот сказал, чтобы мы встретились наедине и поговорили об этом.
***
Мы договорились встретиться возле метро «Лубянка», рядом со зданием Федеральной службы безопасности. Он пришел точно к назначенному времени, и мы отошли метров на триста от здания. Там он все же начал говорить:
— Зачем ты просил меня встретиться? По телефону ты ничего толком не сказал.
— Он снова собирается идти в ментовку. Сделай что-нибудь, пожалуйста.
Крестовский при моих словах нахмурился и строго спросил:
— Я что, все время должен тебя вытаскивать из всех твоих проблем? Цыганов просил меня защитить тебя — я это и сделал. Помнишь, как я тебя из-под ареста вместе с Крохиным и Маликовым вытащил? Не моя вина, что Павлов сбежал из тюрьмы и приехал в твой город. Вадим, это судьба: видно, тебе не уйти от наказания.
— Что же, ты предлагаешь мне самому от него избавиться? — возмутился я его отповедью.
— А что? — пожал плечами Андрей. — Это для тебя не впервой. Одним убийством больше, одним меньше — твой срок от этого не изменится.
Почему он так говорит? Ведь знает же, что произошло, а разговаривает со мной, как с матерым уголовником. Не стыдно ему?
— Я знаю, что приговор мой не изменится от того, убью я Павлова или нет. Но ты бы мог быть хотя бы немного деликатнее.
— Ну что ты обиделся? Прости, я не хотел наговорить тебе все это. Ладно… — вздохнул мой собеседник, — только ради дружбы. Что-нибудь придумаю.
«Что я обиделся?» Странный вопрос. Не ожидал от Андрея таких слов в мой адрес. Если бы он был на моем месте, разве не обиделся бы он? Однако чего ожидать преступнику от честного человека, к тому же госслужащего?
Мы расстались, несмотря на нашу маленькую ссору, довольно дружелюбно. На прощание Крестовский долго каялся в своих словах, просил прощения. Он уже собирался вернуться к себе, как я его окликнул.
— Кстати, из-за чего Павлов ушел отсюда?
Андрей только скривился и пробормотал:
— Да мне-то откуда знать?
— Вот не надо. Он сказал, что из-за тебя ушел. И еще добавил, что ты совершил какую-то ошибку. Давай рассказывай.
— Ой, да он сам виноват. Это все было из-за его обостренного чувства справедливости, как и в твоем случае. Но больше ничего я тебе не скажу. Ты извини, но мне пора. Дело-то серьезное…
Скрытный ты, Крестовский… Но и я такой же. Впрочем, недаром говорят, что людей раздражают в других их же собственные недостатки.
***
Через некоторое время я узнал от него же о гибели моего бывшего подчиненного. Мария, разумеется, обратилась в полицию, но там ей отказали в возбуждении уголовного дела. Так сказать, очередной «глухарь» получился.
Мария скоро пришла ко мне жаловаться на свое горе, желая, видимо, получить хоть какое-нибудь утешение от меня, но мне было очень неприятно смотреть ей в глаза и утешать ее. Ведь я же был заказчиком этого убийства… Поэтому я отделался лишь общими фразами сочувствия и поспешил проводить ее до двери.
А до того я почувствовал большое облегчение, узнав о смерти Павлова, до прихода Марии ходил очень довольный, а ночью мне приснился кошмар.