«Мария скоро пришла ко мне жаловаться на свое горе, желая, видимо, получить хоть какое-нибудь утешение от меня, но мне было очень неприятно смотреть ей в глаза и утешать ее. Ведь я же был заказчиком этого убийства… Поэтому я отделался лишь общими фразами сочувствия и поспешил проводить ее до двери.
А до того я почувствовал большое облегчение, узнав о смерти Павлова, до прихода Марии ходил очень довольный, а ночью мне приснился кошмар».
Это была недавняя запись. Заказчик убийства? Как Вадим мог «заказать» этого несчастного?! За что? Неужели за то, что он опять пообещал донести на него в полицию? Я, конечно, понимаю, что мой покойный муж страдал «комплексом хорошего человека» и всегда очень болезненно относился к тому, что другие могут узнать о его прошлом, но идти на такой шаг ради сохранения своего реноме?! Нет, это уже слишком.
Я продолжила чтение, желая узнать, что же случилось, что Вадим решился спрыгнуть с десятого этажа. Во сне ему явилась душа Павлова, а затем его стала мучить совесть, и дошло до того, что он все же покончил с собой. На мои глаза навернулись слезы. Несчастный… Зачем он обратился к Крестовскому с такой просьбой? Он боялся тюрьмы — это я понимаю, но ему все равно было не уйти от расплаты. И вот он выбросился с балкона — и это с его стороны хуже, чем если бы он пошел в полицию и сдался… Зачем он это сделал? Даже обо мне не подумал… А мне без него будет очень сложно жить.
***
Полиция в первые дни очень интересовалась этим случаем: что я пережила во время допросов — рассказывать не хочу. Конечно, я не сказала оперативникам, что послужило причиной самоубийства Вадима. Зачем говорить, кем он был, хоть и не по своей вине? Но в конце концов это забылось: мой несчастный муж сам выбросился из окна… какой уж тут состав преступления?
***
На его похоронах было мало людей — Маликов вместе со своей женой, Крестовский и Крохин. Первые двое о чем-то говорили между собой, затем подошли ко мне со словами утешения. Владимир смотрел в землю, стыдясь посмотреть мне в глаза, Раиса обнимала меня, а я старалась держаться, чтобы не расплакаться у них на глазах. Однако это у меня не очень-то получалось… Скоро Маликов ушел, забрав с собой Раису.
На Андрея Юрьевича я старалась не смотреть, поскольку именно из-за него я стала вдовой, но он сам подошел ко мне и, опустив глаза, сказал:
— Простите меня, Анастасия Олеговна. Это целиком и полностью моя вина. Знаете, это уже вторая ошибка, которую я допустил в жизни.
— А первая была какая? — меня почему-то заинтересовал этот вопрос.
— Не могу сказать. Скажу лишь, что в молодости я был падким на деньги, и это не принесло мне счастья. А Павлов, видя это, не мог с этим смириться и ушел из ФСБ. Он был хорошим человеком, но порой очень правильным.
— Вы стыдитесь того, что убили его, не так ли?
— Не я убил, но да, мне стыдно. Я не знал, что Вадим примет это так близко к сердцу. Видно, психолог из меня никудышный. Еще раз простите меня. Я готов всячески вам помогать.
— Не стоит, — решительно сказала я. — Из-за вас погиб мой муж, и я вам этого не прощу. Я вижу, что вы раскаиваетесь, но не могу вас простить. Вадим хоть и убил за свою жизнь семь человек, но не убил свою душу. А вы так и не смогли понять этого и думали, что раз он сделал это, то он уже холодный и бессердечный уголовник. Сделайте для меня только одно: отдайте это, — я спохватилась, что забыла вручить Маликову записку, протянула ее Крестовскому, — Владимиру. Пусть он оставит ее себе. Ему обязательно нужно это прочитать.
Тот быстрым шагом направился в сторону, куда ушли Раиса и Владимир. Я отошла немного и села на скамейку, желая немного отдохнуть. Здесь мои слезы потекли с новой силой.
— Анастасия! — услышала я вдруг голос Крохина, подошедшего ко мне и севшего рядом. — Вам очень тяжело, я это вижу. Но вам надо выплакаться, легче станет…
Я невольно уткнулась лицом в его грудь, он обнял меня и прижал к себе.
— Знаю, что вам больно, но нужно жить настоящим. Вот увидите, у вас все сложится хорошо.
— Я потеряла любимого мужа, а вы мне говорите, что все будет хорошо?!
— Я не хотел вас обидеть, — смутился Алексей, — простите меня, пожалуйста. Что же вы теперь будете делать? Я так понимаю, что оставаться в этом городе вам будет тяжело.
— Вы правы…
— Пожалуйста, не сочтите мое предложение за наглость, но я бы мог пригласить вас жить к себе, в Люберцы. Я сделаю все, чтобы вам было хорошо и вы снова стали жить счастливо. Я готов вас обеспечить.
— Не стоит, у меня остались деньги от продажи старой квартиры, — несмотря на то, что я могла бы всю жизнь безбедно прожить на тридцать шесть миллионов рублей, мне было бы одной скучно. Ни любимого отца, которого я потеряла в Новый год, ни мужа… Поэтому я была готова согласиться на его предложение, но мне не хотелось стеснять Алексея, и я его спросила: — А вам не будет неудобно? Что скажет ваша семья, если узнает, что вы привели незнакомку?
— Да вы что! — он замахал руками. — Я буду только рад. И я живу совершенно один и никогда не был женат. Только, ради бога, не думайте, что я приглашаю вас к себе с какой-либо целью. Нет, это просто от чистого сердца.
Если так, то я согласна переехать в его город. Я сказала ему об этом, и он явно обрадовался. Когда мы шли к выходу, я заметила, что он немного покраснел, как будто чего-либо застыдился.
— О чем вы думаете? — спросила я его. Тот еще больше покраснел и после недолгого молчания ответил:
— Извините меня, пожалуйста, за то, что я вас немного обманул. Просто у меня после пережитого во Франции развился страх остаться одному где бы то ни было. Я ни в коем случае не приглашаю вас к себе с целью помочь мне — нет, я хочу помочь вам. Я знаю, что такое остаться без поддержки близких: ведь я рос с малолетства в детском доме, никому не нужный, даже собственному отцу. Ему было на меня совершенно наплевать — он ведь и не знал, что меня мать по доброй воле отдала в детдом. Я не желаю и вам подобной судьбы: чтобы вы остались на свете абсолютно одни.
— До чего же у вас тяжелая жизнь была… — я не обиделась на то, что он мне ничего об этом не сказал. Мы пошли дальше: по дороге Крохин все время молчал и смотрел в землю.
***
Май этого же года
Мы живем в Люберцах (старую квартиру я решила сдать), и довольно счастливо. Первое время после переезда туда Алексей не оказывал мне никаких знаков внимания, просто был внимательным и старался во всем помогать. Мне нравилось это, и однажды я поняла, что влюбилась в него, хотя если бы мне раньше сказали, что я вскоре после смерти Вадима полюблю другого, я бы ни за что не поверила этому. Но… человек предполагает, а бог располагает. Даже тот факт, что Крохин далеко не красавец, мне был безразличен. Впрочем, мужчина и не должен быть красивым. Он должен быть надежным. Но только совсем недавно я впервые получила от Алексея подарок — он принес мне цветы — желтые лилии. Он объяснил свой выбор тем, что хотел поблагодарить меня за участие, которое я приняла в его жизни, а после того сказал, что влюблен. Сказал это смущенно, как бы стыдясь того, что говорит это мне, вдове. Но когда я ему призналась в своих чувствах, он явно расцвел и радостно улыбнулся в ответ на это.
А что стало с Маликовым — я не знала до тех пор, пока Алексей мне не рассказал об этом: оказалось, что он ушел из полиции в церковь. Раиса, как девушка умная, не стала его отговаривать от этого поступка, понимая, что он желал замолить свой грех. Навещая могилу Вадима, мы каждый раз находили там букет белых орхидей — его любимых цветов, которые все время приносил туда Маликов.
Раиса же осталась работать в отделе полиции на прежней должности судебно-медицинского эксперта, иногда навещая мужа в церкви. А Мария… несчастная женщина, потерявшая своего любимого человека, пусть и бывшего зэка… я не знаю, что с ней теперь. Мне кажется, что только у нас с Алексеем жизнь сложилась нормально.