Володя проснулся в девять часов и тоже вышел к нам. Я заметил, что он выглядит каким-то уставшим. Наверно, вспоминал про известный нам случай…
— Ну что, как спалось? — спрашиваю я, думая, подтвердится ли моя догадка.
— Снова мучает прошлое. Никак не могу забыть.
Верна моя догадка… Эх, как же мне тебя жаль, Володя. Но у тебя хоть есть с кем поговорить об этом, а я два года назад страдал от жгучей депрессии и уходил в себя…
— Ничего. С понедельника начнешь новую жизнь. Встретишь хорошую девушку, сыграешь свадьбу, и все будет замечательно, — оптимистично заявил я. — А если что, Настя тебе поможет. Она училась на психолога.
— Приму это к сведению, Вадим. Спасибо тебе, что ты пытаешься меня успокоить. Кстати, когда мы возвращаемся в Москву? — внезапно переменил тему Володя.
— Завтра днем. А почему ты вдруг про это вспомнил?
— Ну, я же с понедельника следователь, так что надо собрать необходимые документы.
— Да брось. Ты же по моей рекомендации устраиваешься, — сказал я. — Меня все мои знакомые в отделе полиции ценят. Хотя… если это для тебя так важно, заедем к тебе собрать документы.
Да, я не вижу ничего плохого в том, чтобы устроить друга на работу «по блату». Но это, конечно, только в том случае, если я вижу, что он компетентный сотрудник и может справиться с работой. А устроить человека на работу только из-за того, что он чей-то там кум, сват или брат — да ни за что!
В одиннадцать часов Настя ушла в магазин, а мы с Володей остались дома. Он меня спрашивает:
— Я не хотел говорить об этом в присутствии твоей жены, но ты скажи: как тебя не посадили за убийство Лиановского?
Ну все, началось! Видно, мне никогда не удастся забыть об этом… Я задумчиво посмотрел на Володю.
— Мне помог один мой друг, Алексей Крохин, — говорю я и чувствую, как кровь прилила к моему лицу. Господи, как же мне было стыдно два года назад, когда я чуть ли не на коленях умолял Лешку замять убийство Лиановского… — Он судья и помог мне. Официальная версия такова, что Лиановский и его подельники убиты при попытке к бегству. Я сказал одному охраннику, Павлову, чтобы он поддержал эту версию. Вот такие дела, Володя… — закончил я. — Я обязан Крохину тем, что все еще на свободе. Никто не знает про это, кроме нас троих.
— А что же твой Павлов?
— Я ему сказал, что отвечать. Дескать, эту троицу убили при попытке к бегству, а такое количество ранений объясняется чрезмерным рвением. Гриша никогда не задает лишние вопросы, за что я ему благодарен. Правда, он о чем-то разговаривал с вашим прокурором, Куликовым.
— Неужели? — испугался Володя. — Ты его не спрашивал, о чем?
— Нет, я сразу к тебе поехал. Надеюсь, он ничего особенного не сказал. В понедельник я с ним поговорю.
— А он знает обо мне?
— Знает от своей жены. Дарья жуткая сплетница — я рассказывал Насте про тебя (так что она с тобой заочно знакома), а она ей. А Дарья, следовательно, мужу. Может, он чего и сболтнул вашему прокурору про нас.
— Зачем ты рассказал Анастасии про меня? — Володя сердито сдвинул брови. Он никогда не любил, чтобы люди обсуждали его личную жизнь, впрочем, как и я.
— У нас нет секретов. И я не виноват, что Настя сообщила об этом Дарье.
— А то ты не знал, что женщины не умеют хранить секреты! — вспылил Володя.
Я многое могу простить в этой жизни, но не оскорбления в адрес моей жены. Услышав эту фразу, я не выдержал и замахнулся на него кулаком, но Володя сдавил мою руку, так что я вскрикнул от боли и хотел было снова врезать ему. Дело бы дошло, видимо, до драки, если бы не пришла Настя. Тогда мы успокоились.
— Прости… — выдохнул я и глотнул воды из стакана, стоявшего на журнальном столике.
— Ладно, я сам виноват. И ты прости меня.
Я встал и пошел помогать Насте выкладывать продукты из сумки. Она пошла готовить обед, а я, чтобы отвлечься от воспоминаний об убийстве Лиановского, взял любимые «Мертвые души» и стал читать.
Через полчаса Настя позвала нас за стол. Я вздрогнул, книга выпала из моих рук. Положив ее обратно, я с Володей сел обедать.
После обеда я вдруг вспомнил, что в машине кончается бензин. Все-таки девяносто километров мы отмахали без заправки… Я сразу же уехал на ближайшую АЗС.
Вечером мы с Володей решили сыграть партию в карты (я хотел вспомнить армейскую молодость, когда жизнь моя еще не пошла под откос…). Неизвестно почему, но мне всегда везло в картах. Думаете, что я жульничал? Вовсе нет. Просто выходил такой расклад, что я всегда оставался в выигрыше. Мои друзья на это часто обижались, но когда понимали, что я играю честно, то только удивлялись. Когда я рассказал Насте об этом, она рассмеялась и предложила мне открыть казино. Я тоже посмеялся, понимая, что она шутит.
Говорят, что кого любят, тому не везет в карты. Лично я бы так не сказал. Я счастлив с любимой женой и всегда выигрываю. Что это — судьба? Не знаю, почему так получилось.
Вот и в той партии, которую мы сыграли с Володей, победил я. Порой мне очень хотелось поддаться и проиграть, но это никак у меня не получалось. Словно незримая рука вела меня, и я как бы автоматически выкладывал нужные карты.
***
Следующий день был последним, который мы на той неделе провели на даче. Надо было собирать вещи и возвращаться в Москву.
Утром я снова читал Гоголя, когда в комнату вошел Володя. На этот раз он не казался таким уставшим, как раньше. Я догадался, что пока я был на заправке, Настя смогла ему помочь избавиться от печальных воспоминаний. Действительно, он сообщил мне, что Настя посоветовала ему выплескивать эмоции на бумагу. Почему-то вспомнилась поговорка: «Бумага все стерпит». Может, и мне так же поступить? Но я не могу: это Володя живет один, а я семейный человек: вдруг кто-нибудь увидит мои записи? Не хотелось бы терять свое доброе имя…
Я не знал, чем заняться: вещи были собраны, машина — заправлена. Да и к тому же ночью меня мучила бессонница, поэтому я лег на диван, желая немного вздремнуть. Но едва моя голова коснулась подушки, как я провалился в глубокий сон.
Мне показалось, что я спал где-то около минуты, но на самом деле прошло пять часов. Я проснулся от того, что Настя тронула меня за плечо.
Мы сели обедать. Голова моя все еще была тяжелой, и я чувствовал усталость, поэтому попросил Настю сделать мне крепкий кофе. Она вышла, оставив нас одних. И сейчас я наконец-то смог рассказать Володе о причине моей бессонницы. Я нагнулся к нему и тихо заговорил:
— Я не хотел Насте говорить, но меня, как и тебя вчера, мучили воспоминания. Помнишь, я тебе вчера рассказывал про Лешку Крохина и про то, как он меня от тюрьмы избавил? Вот это я ночью и вспоминал. Все-таки, хоть Лиановский и рецидивист, но убийство кого бы то ни было — грех.
Да, а два года назад я, не обращая внимания на эти мысли, расстрелял троих человек — рецидивисты все-таки тоже люди. Нет, какое же я имел право лишать жизни кого бы то ни было?!
— Верно. Ну, сходи в церковь, покайся. Может, и легче станет, — Володя никогда не верил в бога, поэтому для меня его ответ стал неожиданностью. Но это был дельный совет.
— Ты прав. Надо будет как-нибудь сходить на исповедь. Два года (вернее, год) жил на свете — про это не вспоминал, а тут… — я горько усмехнулся, — занят ведь был все это время: то свадьба, то стройка дачи, то работа. А теперь сижу без дела. Что остается? Пустая философия. И не с кем даже и поговорить об этом, кроме тебя. Ну, еще есть Крохин. Настя ни за что не должна об этом знать, а коллеги мои — тем более. Что-то я совсем расклеился: был оптимистом, а сейчас? — тут я внезапно замолчал, услышав шаги супруги, и быстро договорил: — Настя идет. Ей про это ни слова, ясно? — Володя кивнул в знак согласия.
Я отнес фляжку с кофе в машину, поскольку уже более-менее пришел в себя, и, желая посмотреть, какая будет погода, открыл на мобильном приложение. Оказалось — будет прохладно. Вернувшись, я предупредил всех об этом, и мы стали собираться в дорогу.