В ответ на замечание Василия Васильевича капитан приводил вроде бы здравые доводы: «У этой бабенки в ее шалмане бывает разный люд. Там постоянно нужен свой глаз». Ченцов согласился, но внутреннего протеста против подобных «методов» контроля перебороть в себе не мог.
К тому же наивно предполагать, что Смолина не засекли в буфете и оуновцы. Роман с буфетчицей мог стать хорошим прикрытием, особенно для тех, кто пытается через нее получать либо подбрасывать определенную информацию.
Из расспросов Смолина подполковник понял, что тот даже не подозревает о возможности подобной игры. И потому не стал пока посвящать его в свои мысли. Нужно было все тщательно взвесить, собрать полные данные о буфетчице, ее окружении… Но это долгий путь, а обстановка требовала от начальника районного отдела МГБ немедленных действий.
— Что у вас еще? — сухо спросил Ченцов.
Смолин открыл свою папку, нехотя доложил:
— Мною задержана гражданка Полищук, тридцати семи лет, уроженка Здолбицы, вдова, муж погиб на фронте, мать пятерых детей. Она несла в лес две булки хлеба, три килограмма сала и четверть самогона. На допросе показала, что бандеровцы были у нее дома и предупредили: «Не принесешь еды, всю семью побьем».
Наступило молчание. Ченцов достал из стола «Казбек», закурил.
— Будем привлекать гражданку Полищук за содействие банде? — спросил Смолин.
Ченцов сделал глубокую затяжку, выпустил густой клубок дыма в потолок.
— Скажите, Юрий Яковлевич, — подполковник впервые назвал капитана по имени-отчеству. — Если бы Полищук не понесла еду в лес, выполнили бы бандиты свое обещание?
— Конечно, — не задумываясь, ответил Смолин и вдруг осекся, понял абсурдность своего утверждения.
— Но ведь закон, — неуверенно начал он через некоторое время, но, посмотрев в глаза Ченцова, только махнул рукой и захлопнул папку.
— Вот и хорошо, Юрий Яковлевич, — серьезно сказал Ченцов. — И помогите женщине добраться до села.
Не успела за Смолиным закрыться дверь, как затрещал прямой из области. Звонил полковник Груздев.
— Что у вас творится в районе?
Ченцов обстоятельно доложил.
— Спите там все, — рокотало в трубке. — Среди бела дня уже убивают секретарей райкомов. И где?.. В общем так, берите материалы по делу и приезжайте. Поблажек не ждите.
Ченцов молчал. Замолчал и голос в трубке. Потом полковник спросил:
— Помощь нужна?
— Дайте еще хотя бы двух человек…
— Кадров у меня нет, — сухо оборвал Груздев. — Людей подбирай себе сам. Присматривайся, учи. Сейчас много боевых офицеров из армии демобилизуются. Впрочем, — голос Груздева немного потеплел, — одного спеца мы тебе подыщем. Но на большее не рассчитывай.
И положил трубку. А Ченцов еще долго стоял у стола, непроизвольно слушая короткие телефонные гудки.
* * *Капитан Костерной без труда выделил в разношерстной привокзальной толпе молодого старшего лейтенанта с двумя орденами Красной Звезды на новенькой гимнастерке. Судя по тому, как офицер легко нес выгоревший солдатский вещмешок и ободранный по углам чемодан, можно было понять, что ехал тот не из глубокого тыла. А радостно-взволнованное выражение лица орденоносца выдавало в нем местного жителя.
Да, старший лейтенант Борис Боярчук после пятилетнего отсутствия вернулся в родные края.
«В сорок первом этот перрон слезами умывался, когда нас на фронт провожал. А много ли здолбинских парубков вернулись на твои камни? Многие ли из них могут сказать сейчас; „Здравствуй, дом родной!“»
С бьющимся сердцем глядел он на памятные с детства места. Узнавал и не узнавал их, так покорежила город война. Сгоревший вокзал. Это было самое красивое здание в райцентре. Разрушенная водокачка. С нее видны были даже соломенные крыши ближних хуторов. А вот здесь, справа от вокзала, должен стоять павильон, где продавали мороженое и куда пацанами бегали пить газированную воду. Павильона не было. Один лишь осыпавшийся, заросший травой фундамент остался.
«А что сделали с парком? — ужасался Борис. — Чуть ли не все деревья вырубили. Вековые буки! Висячий пешеходный мост через пруды разобрали. Наверняка вывезли…»
И все-таки это были его родные места, отчая земля. Совсем недалеко от города его дом, его родители. Борис чуть ли не бегом кинулся к единственному стоящему на площади грузовику.
Шофер в старой солдатской гимнастерке без погон дремал, его чубатая голова покойно лежала на рулевом колесе.