— Ничего. Ты дома?
— А где мне еще быть?
— Миша уже спит? Я зайду на минуту?
— Спит. Зачем?
Действительно, зачем? Вдруг Макс понял, что его затея глупая, и Марина просто-напросто не пустит его на порог.
Молчание затянулось.
— Макс? — прозвучало в телефоне.
— Да. Незачем, просто хочу увидеть Мишу.
— Но ты его разбудишь, он уснул буквально пару минут назад. И я тоже уже ложусь.
Голос ее был тверд и решителен, но Макс шепнул жалобное:
— Пожалуйста…
Марина глубоко вздохнула, что означало согласие и бросила трубку.
Когда она открыла ему дверь, Макс не мог не провести параллель с Аней. На Марине тоже был халат, но махровый. И мягкие бесшумные тапочки, которые они вместе покупали в «Икее». На ее лице не было улыбки, и она не бросилась ему на шею, но нервы так же сильно щекотали Макса где-то за ушами.
Он стянул ботинки привычным движением, но уловив злобный взгляд Марины, нагнулся и аккуратно поставил их на прихожий коврик.
— Помой руки, — шикнула она на него и ушла на кухню.
После ванной, Макс зашел в детскую, освещенную слабым желтым светом ночника с картинкой кота, лежащего кверху пузом. Он его сразу узнал — этот ночник подарила ему бабушка, когда Макс был еще в начальной школе. Он боялся ночью ходить в туалет, а смотря на рыжего кота сразу успокаивался и меньше страшился темноты. Когда Марина покупала вещи для сына перед родами, они уже не были вместе, но Макс подарил ей этот ночник, улыбаясь от мысли, что его сын будет тоже смотреть на рыжего кота и ничего не бояться.
Мишка спал на животе, открыв младенческий ротик, и тихо посапывал. Макс не стал его трогать, а лишь насладился умиротворением, царившим в детской. Он простоял у колыбели сына еще какое-то время, которое чуть успокоило его переживания насчет Плешецкого, ведь Мишка — вот он, рядом, а угрозы — лишь слова.
Макс вышел из комнаты на цыпочках, аккуратно прикрыв за собой дверь. Он бросил неуверенный взгляд на кухню, боясь, что Марина затеет ссору или выставит его как провинившегося, но она сидела за столом, покачивая ногой, и пила горячий чай. Заметив его щенячий взгляд, она снова громко вздохнула и шепотом спросила:
— Голодный?
Макс робко кивнул.
— Садись, разогрею котлеты с пюре.
На лице Макса растянулась огромная улыбка, точно до ушей. Он вдруг почувствовал домашний уют и тепло, как в родительском доме, где он уже давно не был, потому что слишком занят на работах.
Марина поставила перед ним заварочный чайник и кружку с кипятком, затем на столе появился недоеденный салат из холодильника, нарезанная булка черного хлеба, вазочка с конфетами и наконец тарелка с едой. Он наворачивал за обе щеки, и желудок его приятно тяжелел.
— Ты хоть жуй, — сказала Марина и чуть улыбнулась.
Макс заметил это и сам улыбнулся, но из его рта тут же повалилась пережеванная еда. Они тихо рассмеялись, и Макс продолжил свой ужин.
— Спасибо, — сказал он, прикончив основное блюдо, салат, два куска хлеба и три конфеты.
— Смотрю, тебя там совсем не кормят.
— Где?
— Там, где ты штаны испачкал.
Макс покраснел, что ему несвойственно.
— Думаешь, не отстирается? — спросил он.
— У меня есть хороший пятновыводитель. Только, если ты не ходишь так уже месяц.
— Нет, пятно сегодняшнее.
Слишком поздно он понял, что в этом случае лучше было бы промолчать. Марина сделала такое лицо, что Макса бросило в холодный пот. Ну не станет же он объяснять, что сегодня у них ничего не было. Он не обязан отчитываться, и, кроме того, не стал бы трепаться о случившемся даже с Лешей.
— Ладно, давай я застираю.
— И в чем я до дома доберусь, в трусах?
Марина поджала губы, обдумывая его вопрос.
— Постелю тебе на полу. Хочешь? Завтра уже будет труднее его вывести.
Пока Марина хозяйничала в ванной, Макс стоял около напольной лампы в одних трусах, прикрываясь ладонями. Он рассматривал фотографии на полке, которые видел уже не раз, но сегодня отчего-то он смотрел на них по-новому. Вот Марина на линейке в первом классе с двумя огромными бантами больше головы, или вот она с родителями на семейном застолье. Вот ее беременная фотосессия с большим пузом. На следующий день после того, как были сделаны эти фотографии, Мишка уже появился на свет. Вся ее жизнь была Максу хорошо известна, но он никогда не чувствовал себя к ней причастным. Скорее, он играл роль временного наблюдателя. И от этого осознания ему стало тоскливо. Он вспомнил вкус пирожков с ливером, которые делала Маринина бабушка, и запах смолы в сарае ее отца, где тот делал садовую мебель. Они приняли его в свою семью, а он предал их доверие. Сейчас Макс ни за что не решился бы посмотреть в глаза Марининому отцу. Он знал, что тот его ненавидит.