Наконец парень стал играть. Даже не разбираясь в музыке, я сразу уловил фальшивые ноты, а на гитаре их нельзя было не услышать. Тем не менее, Лика его не остановила. Я надеялся, что хотя бы поет он хорошо, но и тут ошибся. Его тихий, неуверенный и слабый голос утопал в звуках гитары.
Не выдержав этого мучения, я громко выдохнул, отчего парень чуть сбился, а Лика обернулась. Я сделал виноватое лицо, безмолвно извиняясь, а она развела жевательные мышцы челюсти в стороны, округлила глаза и сделала такое лицо, будто ее сейчас стошнит. Лика искрилась от еле сдерживаемого смеха, а затем вернула свое внимание на парня, будто ничего не произошло.
Через пять мучительных минут он закончил, и Лика, скрестив руки на груди, сказала мягким и вежливым голосом:
— Сколько ты уже занимаешься гитарой?
— Два месяца.
— Ну, для такого срока очень хорошо, ты же начинал с нуля? — парень кивнул. — В день открытия, к сожалению, я не смогу тебя включить в список выступающих. Ты делаешь большие успехи, и, может быть, если придешь чуть позже, сможешь выступить…
Парень кивал все это время, выражая согласие, хотя было видно, как он расстроился.
— … поэтому, давай, буду ждать тебя в следующий раз, хорошо?
— Ладно, до свидания. Спасибо, что выслушали!
Лика проводила его взглядом, и как только он вышел, обратилась ко мне:
— Безнадежный случай… За два месяца, выучить только три аккорда! Ни слуха, ни голоса… Ему надо много лет потратить на занятия вокалом, чтобы из него слепили что-то более-менее сносное.
Я удивился, как ловко она соврала ему в лицо. Ни одним мускулом не дернула, и даже голос не дрогнул — ее ложь гладко легла в его сознание, как подтаявшее сливочное масло на только что поджаренный кусок хлеба.
Может быть, она все же не так и проста?
Следующие дни были похожи один на другой. Мне еще не приходилось так долго выматывать себя тяжелой работой, но из-за того, что Лика постоянно находилась со мной в одном помещении, приходилось быстро учиться ремонту. Большая часть успеха далась мне благодаря парням. Они ловко исправляли мои косяки, и брали инициативу в разговорах с Плешецкой о ходе дела. Я же все это время боролся с нервами, и они доконали меня до такой степени, что я перестал спать. Если удавалось беспокойно задремать хотя бы на три часа — это уже был огромный успех. В сонном бреду мне мерещился Плешецкий, пересчитывающий мои реберные кости.
Когда я уже не видел выхода из сурового дня сурка, в кафе пришел Терентьев. Он появился громко и неприятно. Вошел, словно в свой собственный дворец, с ходу стал раздавать замечания, но я заметил, что делал он это исключительно из чувства собственной важности. На деле, его не интересовали детали, сделано — и сделано. С Ликой же он общался как с секретаршей, но тем не менее, она сохраняла спокойствие. Видимо, привыкла к такому обращению.
Терентьев разговаривал по телефону, внимательно наблюдая за тем, как мы шкурим неровности шпаклевки на стене.
— Да, я понял. Нет. Они сказали, что перепроверят документы. Конечно, проследят. Я еще раз все посчитаю, не беспокойтесь. Да. Сейчас буду.
Нос его был задран чуть ли не выше глаз. Он ходил по пыльному грязному полу в лакированных туфлях, а голос его отражался эхом, летая из угла в угол. На его фоне я чувствовал себя ничтожеством — в потной футболке, с сальными волосами и покрытым с ног до головы крошками высохшей штукатурки. Казалось, сейчас он заставит меня полировать его дорогущие туфли, а потом уйдет, вытерев об меня ноги.
— Анжелика, мне нужно отлучиться, тут без меня все в порядке?
— Да, езжай! — крикнула она, копаясь где-то за кулисами.
— Сегодня капнет денюжка, я тебе передам за мебель.
— Хорошо! — она выглянула из-за бархатной шторы, утирая со лба проступившие капельки пота: — Надеюсь, все будет нормально…
— Не беспокойся, — Терентьев оголил белоснежные зубы, и пошел к выходу.
— Погоди, я не забрала вещи из твоей машины! — крикнула ему Лика, и побежала вслед.
Она таскала огромные коробки с аппаратурой — штативы, микрофоны, провода — и составляла их на сцене. Краем глаза, я поглядывал на ее голые щиколотки, торчащие из-под голубых джинс, и не понимал, почему это так завораживает. Эти изящные движения, цвет одежды, подчеркивающий тон ее кожи, и сама фигура — все просто идеально. Словно я смотрю на произведение искусства.