— А я и не думал шутить, — медленно, выверяя каждое слово, прошептал парень, и от его тона блондинка почувствовала, как от подступающего приступа дурноты подгибаются ноги.
— Я ни за что не сделаю подобного, — воскликнула девушка и яростно сверкнула глазами, чувствуя, как кулаки невольно сжимаются с такой силой, что ногти почти до крови впиваются в ладони. Голос, дыхание, её тело и само существо — всё сотрясалось от нарастающего изнутри гнева, желающего вырваться наружу, но не находящего для этого способа. Да, непослушной она определённо нравилась ему куда больше, если не брать в расчёт периодические вспышки раздражения. Обычно забитая, тихая и абсолютно покорная Люси не вызывала ничего, кроме откровенного чувства скуки. Только последний идиот довольствовался бы такой лёгкой добычей, которая сама идёт в руки; куда интереснее пытаться подчинить дикого зверя, и как мужчина по своей натуре Стинг чётко осознавал это.
— Ты не поняла меня, крошка, — схватив девушку за плечи и хорошенько встряхнув, прошипел Эвклиф. Мёртвая хватка раскалённым железом жгла кожу, и Люси взвыла от накатившего приступа боли. — Я не спрашивал о том, хочешь ты этого или нет. Ты сделаешь это. Потому что у нас, блять, нет чёртового выбора, и времени тоже нет. При других обстоятельствах я бы и сам никогда не пошёл на подобное, ты ведь понимаешь?
Изменения интонаций в его голосе наводили на девушку ужас. Медленно, будто боясь пропустить малейшее движение с его стороны, она кивнула и потупила взгляд, задумчиво покусывая губы. В груди всё пылало от переизбытка противоречивых эмоций, ломало, корёжило, царапало металлом по стеклу и заставляло брезгливо-болезненно кривиться. Неужели другого выхода действительно не было?.. Люси всегда считала, что если сможет действительно чем-то помочь брату, то будет зубами землю грызть, лишь бы оправдать возложенное на неё доверие. Но даже в самых страшных догадках она не могла предположить, что однажды ей придётся, придётся…
— Ну же, Люси, не надо, — обхватил её лицо ладонями и смягчился Стинг: сестра уже едва не плакала от досады. — Пойми, у нас действительно нет выхода. Раз, всего один раз, поверь, тебе он не сможет отказать. А потом мы уедем отсюда, и всё эта грязь, эти проблемы останутся здесь, позади, и будут казаться просто нереальным кошмаром. Мы начнём всё сначала, вот увидишь.
Воцарившуюся в комнате непродолжительную тишину разрезал надрывный жалобный всхлип. Плечи девушки мелко сотрясались от подступающих злых слёз, которые она из последних сил пыталась сдержать.
— Это… мерзко, — выдавила из себя она и громко шмыгнула. Стинг бережно приобнял её за плечи и крепко прижал к себе, будто сейчас сестра была величайшим сокровищем, которое ему предстояло защитить от посягательств жестокого мира.
— Я всё понимаю, Люси, но и ты пойми…
— Нет, ты не понимаешь! — взревела девушка, и голос её надрывно зазвенел, явственно указывая на приближающуюся истерику. — Ничего ты не понимаешь, ведь это не тебе придётся…
Она резко замолкла, и в повисшей тишине Стинг долгое время слышал лишь её неровное поверхностное дыхание. И если не считать этого монотонного фонового звука, воцарилась такая глубокая, пробирающая вплоть до мурашек тишь, что парень уже грешным делом подумал, что у него просто лопнули барабанные перепонки или же их поместили в гигантский водяной шар, сквозь толщу которого внутрь не проникает ни звука. А Люси всё продолжала дышать, беззвучно шевелила губами и недовольно хмурилась. Дышала так, будто неистово хотела успеть надышаться перед смертью — быть может, та авантюра, на которую её подписали, для неё таковой и являлась.
— Сколько времени у меня есть? — на грани слышимости прошептала она, доверчиво уткнувшись носом в изгиб шеи брата, легонько потёрлась и жадно втянула носом запах его кожи.
— Я не могу назвать тебе точных сроков, но…
— Ясно. Тогда давай разберёмся с этим поскорее, ладно? Сегодня.
Она вся дрожала, ластилась к нему, как котёнок, и только сейчас Стинг в полной мере осознал, как она боялась и устала. Сейчас он испытывал по отношению к Хартфилии странные чувства: одновременно и сочувствовал ей, и презирал, и насмехался, и словно отчасти разделял её горе. Каждый раз это выливалось в коктейль какой-то нездоровой нежности, главной целью которой была, как он сам догадывался, жалость, но не к ней, а самому себе. Всё же они были похожи куда больше, чем казалось на первый взгляд, и отрицать это не было уже никакого смысла.
— Как пожелаешь. Я отвезу тебя, хорошо?
Люси вздрогнула и вся сжалась будто в ожидании удара. От вставшей перед глазами картины её затопило отвращением, и лёгкие вмиг превратились в зловонное гнилое болото. Чтобы Стинг как ни в чём не бывало попрощался и ушёл, отлично зная, что за этим последует? Чтобы видел те отвращение, страх и боль, которые наверняка будут переполнять её в этот момент? Чтобы она сама смотрела на то, как брат с полным равнодушием на лице отдаёт её другому? Допустить подобного она никак не могла. Иллюзия того, что она сама сделала подобный выбор, была предпочтительнее.
— Нет! — в сердцах выкрикнула она и, заметив вытянувшееся в удивлении лицо брата, продолжила уже сдержаннее: — Не стоит. Я справлюсь сама, просто напиши адрес.
— Значит, сегодня, — парень неоднозначно усмехнулся, и этот странный жест с его стороны ножом полоснул по сердцу, щедро заливая кровью свежий рубец. Стинг схватил Люси за подбородок и, подняв его вверх, пристально посмотрел ей в глаза. Холод, исходивший от его пальцев, затупленными иглами вонзался глубоко в плоть и оседал там слоем инея.
Она привстала на носочки и едва коснулась губами его губ, оставляя на них сухой целомудренный поцелуй, но отстраняться не спешила. Взглянув исподлобья, Люси судорожно выдохнула, и горячая вибрация её дыхания плотной коркой осела на коже. А потом вдруг что-то резко щёлкнуло, разом переключая тумблеры сопротивления на минимальное значение, и она набросилась на него снова, плотно прижимаясь к его горячим губам, облизывая языком их уголок и постепенно смещаясь к центру, размыкая их всё требовательнее, не прося — приказывая впустить внутрь. И Стинг ответил так же: самоотверженно, жадно, сталкиваясь зубами с такой силой, что под закрытыми веками яростно вспыхивали белёсые искры. Свободной рукой сгрёб волосы на затылке, наматывая их на кулак и тем самым прижимая Люси ещё — хотя, казалось, куда уже — ближе к себе. Она вцепилась ему в плечи, прижалась всем телом, чувствуя, как с каждым мгновением всё больше наливаются сталью мышцы, скользнула руками ниже, торопливо расстёгивая мелкие пуговицы на рубашке. Сладкая дрожь, зарождающаяся на кончике языка, проникала глубже, дразнящим теплом разливаясь внутри и сгустком кипучего жара падая в низ живота. Люси старательно вылизывала нёбо, стараясь достать до самого горла, посасывала чужой язык, кусала, сама резалась о клыки и почти захлёбывалась в стонах и слюне, смешанной с кровью. Мысль о том, чтобы отстраниться и глотнуть воздуха даже не посещала их, из-за чего рассудок стремительно мутнел, тело вело, кружило на карусели и ломило до боли в костях. Стинг провёл ладонью по напряжённому позвоночнику, опустился ниже, проникнув под подол короткого платьица и раздражённо — почти зло — задрав его вверх. Холод длинным мазком лизнул по обнажённым ягодицам: с тех пор, как они были предоставлены сами себе, у Люси отпала необходимость носить дома нижнее бельё, и в этом была своя прелесть: это здорово экономило время, увеличивало возможности и раскрепощало рассудок. Девушка гортанно замычала, наконец разорвав поцелуй, и откинула назад голову. Полыхающие желанием губы сомкнулись на подставленной шее, вбирая в себя свихнувшийся пульс и солоноватый привкус выступившего пота. Люси дурела от подобной безудержной, каждый раз как последней близости — по-другому они просто не умели. Короткие ноготки оцарапали кожу груди, почти любовно обвели кубики пресса и спустились ниже, с силой сдавливая выпирающий бугор на штанах.