— Ты не рад? — в беспамятстве пролепетала она бессмысленный по своей сути вопрос — ведь уже знала на него ответ.
— А чему я, по-твоему, должен радоваться? Ты никогда не приносила ничего, кроме проблем, — он сел рядом с ней на корточки и хотел притронуться к её щеке, но девушка шарахнулась от его прикосновения как от прокажённого. Стинг, с трудом контролируя растущее раздражение, крепче стиснул челюсти. На скулах проявились дёргающиеся желваки. — Тупая, бесполезная, вечно ноющая блядь, в этот раз ты переплюнула саму себя. Наверное, была очень счастлива, что всё обернулось именно так? Может, даже залетела специально, чтобы привязать меня к себе?
Слова всё продолжали и продолжали литься из его рта, и с каждым из них её всё больше охватывала жгучая волна стыда. За что, почему он был так жесток по отношению к ней? Люси ведь не сделала ничего, чем могла бы заслужить подобное отношение.
— Прекрати, — из последних сил стараясь сдерживать вот-вот готовый сорваться голос, взмолилась девушка и замотала головой. Её всю трясло, она уже не сдерживала слёзы. — Это несмешно, пожалуйста, хватит. Прекрати говорить все эти ужасные вещи. Как ты можешь, я ведь твоя сестра…
— О-о, сестра. — Его голос зазвучал вдруг убийственно спокойно — зеркальной копией самого себя. Уже позже девушка поняла, что ей не следовало этого говорить. Вообще следовало бы помалкивать, а сейчас получилось так, будто бы она собственноручно щёлкнула предохранителем приставленного к её виску пистолета. — У тебя такая удивительная избирательная память, сестрёнка. Ты вспоминаешь об этом только тогда, когда тебе удобно. Не могу припомнить ни разу, когда бы ты спохватилась, залезая ко мне в трусы. Ты такая же продажная, безмозглая шлюха, как и твоя мать. Даже представить себе не можешь, как сильно я вас ненавижу. Готов был пожертвовать всем, лишь бы увидеть, как ты превращаешься в грязь под ногами.
— Не вмешивай сюда маму, она здесь ни при чём! — гневно воскликнула Хартфилия. Былая обида и ущемлённость исчерпали себя, и теперь на первое место вышла злость. — Как у тебя только язык повернулся сказать такое?
— Очень просто, ведь это чистая правда. Ох, как грозно. Не смотри на меня так, а то я начинаю бояться. А хотя, нет… знаешь, продолжай. Мне стало даже интересно, что же ты сможешь сделать ещё.
Он не воспринимал её всерьёз, издевался. Продолжал смотреть свысока этим надменным взглядом, бил по больному и выжидал, чем же ещё сможет позабавить его эта жалкая букашечка. Даже тему выбрал самую подходящую. Мать, в отличии от Стинга, Люси не помнила совершенно, и поэтому любое, особенно столь нелестное упоминание о ней отзывалось в сердце волной ярких, неподдельных эмоций.
Парень поднялся и сделал шаг вперёд, оттесняя Люси, пока та не уткнулась спиной в груду камней. Топнул ногой, желая напугать ещё больше, и это сыграло с ним злую шутку: девушка инстинктивно сгребла ладонью бетонную крошку и швырнула в обидчика. Огрызок плиты вскользь прошёл по виску, Стинг пошатнулся, но на ногах устоял. Ухмыльнулся, осторожно ощупав место ранения, и пустым взглядом уставился на свою руку. С трясущихся ходуном пальцев на пол капала кровь.
— Ах ты сучка, — его рык громовым раскатом отразился от стен. — Думаешь, можешь тягаться со мной?
Первый удар Люси даже не успела отследить. Тяжёлый ботинок впечатался в середину бедра — ей казалось, она слышала хруст костей. Второй должен был прийтись в живот, но девушка успела увернуться, подставив под удар спину. Даже толстая синтепоновая куртка не смягчила удар. В глазах потемнело; в тщетной попытке сделать вдох она открыла рот и, припав щекой к колючему щебню, только хрипела, чувствуя, как боль разливается по телу пульсирующими всполохами. Отступать было некуда; вслепую она попыталась нащупать хоть что-то, что могло бы послужить ей защитой, и наткнулась содранной ладонью на торчащий из бетона кусок арматуры. От надрывного исступлённого крика уши заложило обоим. Если в канализации вместе с ними кто-то и находился, то не оставалось никаких сомнений, что об их местоположении уже знали.
Стинг схватил её за ногу и с лёгкостью швырнул в сторону. Люси проехалась по полу, останавливаясь в полуметре от края канализационного стока — ещё немного, и пошла бы на корм крысам. Испуганно попятилась назад, давясь кровью и слезами, пока ей не наступили на голень. Сил кричать и сопротивляться уже не было, она только и могла, что давиться собственными хрипами и дышать чаще.
— Не-ет, не уйдёшь, не в этот раз, — елейный голос Стинга раздался у самого уха и опалил пламенным дыханием кожу. Сердце в груди замерло и грузно обвалилось вниз. — Сейчас я расскажу тебе историю об одной глупой принцессе, которая жила в фальшивом мире.
Он поднял её за шкирку, как котёнка, и перевернул лицом к нему, сам уселся сверху — не шелохнуться. Сквозь мутную пелену Люси разглядела его обезображенное лицо и горящие животной яростью глаза. Горячие склизкие пальцы сомкнулись на шее, и девушка дёрнулась, чувствуя, как кислород перестаёт попадать в лёгкие.
— За.. что ты… так… — беззвучно хрипела она, заходясь в приступах кашля и судорожно пытаясь сделать вдох. Сломанные под основание ногти до мяса впились в перекрывающие кислород руки, но Стинг, находящийся не в себе, даже не чувствовал боли. По затекающим ногам прошлась волной судорога.
— Начинается наш рассказ, — его снисходительная, совершенно не соответствующая ситуации улыбка была самым ужасным, что ей приходилось видеть в своей жизни. Пальцы на горле сжались сильнее, но так, чтобы ещё можно было дышать — видимо, Стинг очень хотел, чтобы она всё-таки дослушала его до конца. — Жил на свете один мальчик, у которого было всё, о чём мечтает ребёнок: любящая семья, друзья, игрушки… Но однажды всего этого не стало, потому что к ним дом явилась новая мама. Она была обычной шлюхой, но отец так слепо любил её, что без раздумий выгнал законную жену и предложил всё, что у него было, этой продажной женщине. Та даже посмела прийти к нему в дом уже брюхатой. Отец принял этого ребёнка как своего, — нет, он любил его больше собственного. И пока шлюха, едва разродившись, продолжала ходить направо и налево, пока в итоге её не прирезал особо ревнивый любовник, мужчина воспитывал её дочь, которая как две капли воды была похожа на свою блудную мать. Думаю, нет смысла расписывать действующие лица? — Его пальцы сжались сильнее, стискивая почти до хруста, и Люси словно выбросило в пограничный между жизнью и смертью мир. Она уже не пыталась сопротивляться, просто висела в руках Эвклифа и меркнущим зрением смотрела в пространство перед собой. Его слова с запозданием пронзали её тело, как наносимые один за другим удары ножом. — Ты хоть раз думала о том, какие мысли терзали отца, когда он застал тебя, скачущей на мне верхом? Ты хоть знаешь, чего ему стоило каждый день смотреть на твоё мерзкое лицо, которое для него было дороже жизни?
На лицо упало что-то горячее, и Люси с изумлением обнаружила, что Стинг плачет. Злые, жгучие слёзы, что он сдерживал в себе на протяжении многих лет, стекали по его щекам, но он, казалось, не замечал этого. Всё продолжал обозлённо пугающе улыбаться и елозить костлявыми пальцами по её горлу, пытаясь утереть рукавом ручьём льющийся с него холодный пот.
— А я скажу тебе. Он понял, что наследственность не изменить. Как ни люби, как ни воспитывай, твоя давно сдохшая мамашка всё равно будет для тебя на первом месте. Ты ведь совершенно такая же, как она. Грязная сучка, искалечившая нам жизнь. В наших с тобой жилах нет ни единой капли общей крови, и это единственное, за что я благодарен небесам. Блядь, это ведь так просто, у нас с тобой даже фамилии разные! — он расхохотался, и этот граничащий с чистым безумием смех даже отодвинул на задний план страх за собственную жизнь. С ним определённо не всё было в порядке. — Неужели ты никогда об этом не задумывалась? Ты хотя бы представляешь, что я испытывал все эти годы? Терпел вас в своём доме, в то время как моя мать медленно погибала, покинутая всеми? Продолжал молчать и выслушивал нравоучения отца, для которого по сравнению с тобой я был пустым местом? Ты ничего об этом не знаешь. Даже твоя жалкая смерть и все те унижения, что ты вынесла, не смогут покрыть то, что пришлось пережить мне. Но теперь всё закончится, ты больше не будешь мешать мне. Ты останешься здесь, а я пойду дальше. Твоё тело никто найдёт — его обглодают крысы, а кости вечность будут гнить в сточной канаве, где им самое место. Ты ведь любишь своего братика, правда? Тогда сделай одолжение, исполни мою последнюю просьбу. Пожалуйста, сдохни.