— Принял.
Поправки вносить не буду, просто по сетке скорректирую. Элементарно — три с половиной деления вправо, одиннадцать с четвертью вниз и семь влево-вверх по диагонали. Анфиса справится, не говоря уже про обезьяну.
«Баррет» с глушителем на такой дистанции кроет всё, до чего дотянется, но для мониторов я сегодня припас немецкую «Эрму» SR-100. Ствол поставил под .300 Винчестер-Магнум, для таких дистанций с глушителем просто оптимальное решение. А пятидесятка пусть пока в чехле полежит, что-то мне подсказывает, что сегодня ей и без сапрессора работа найдётся.
Опускаю нашлемный ПНВ. Пришлось, конечно, повозиться, переставляя крепление под него на бандану, но получилось хорошо, надёжно. В зелёном поле чётко видны подбирающиеся к форту фигурки. Должен сказать, я был категорически против детских игр – луки, индейцы… Песочница какая-то! Но решили использовать, политика.
Часовые падают. Всё-таки смогли, идиоты. До последнего не верил, что справятся, собирался зачищать часовых сам. Впрочем, чья это там голова из-за зубца поднялась?
Тело привычно замирает, движется только палец на спусковом крючке. Хлопок, есть! Эти чайники даже не заметили, что я за ними прибрался.
Пошла штурмовая тройка. Эти по взрослому, сам снаряжение подбирал. Взяли стену, началась зачистка. Теперь моё дело — мониторы.
На палубу второго монитора вылез лишний персонаж. Жарко ему внутри, видите ли, прохлады захотелось. Достаю из подсумка ещё один магазин и кладу так, чтобы потом для замены хватило пары движений кистью.
Выстрел из форта, по звуку — «Итака». Пошла громкая фаза операции.
Снимаю вахтенных на мониторах, быстро передёргивая затвор немки движением большого пальца правой руки. Сменяю магазин и сношу с палубы последнего охламона.
А ведь янки нас ждали! Башни обоих мониторов начинают разворачиваться на форт — наверняка матросы кемарили прямо на боевых постах! Впрочем, мы этого от них и ждали. Внимание моряков приковано к берегу, высунуться на палубу я никому не позволю, а к мониторам, сгибая вёсла, уже несутся каноэ, битком набитые желающими поиграть в пиратов двадцатого века. Борта у мониторов низкие, для того, чтобы забраться на палубу не нужно быть Стивеном Сигалом.
Пары на кораблях не разводили, боялись нас спугнуть. Теперь за это поплатятся.
Вспышки разрывов, через две с половиной секунды доносится звук. Это сапёры-любители подрывают ведущие во внутренние помещения люки. Происходящее внутри мне не видно, но я знаю и так — в отсеки забрасывают свето-шумовые гранаты и шашки с пикриновой кислотой. Противогазов в этом мире ещё не изобрели, а у штурмующих они есть. Этот город конкретно влип — его больше некому защищать.
Толчок в бок:
— Миша, смотри! — Свояк указывает на вход в залив. Кого-то принесло не вовремя?
— Чёрт, чёрт, чёрт!
В тепловизор силуэт идущего корабля виден, как гипермаркет в ночь распродажи – светятся дымовые трубы, клубится над ними смешанный с дымом горячий воздух. Трубы две, очень высокие. Выглядит корабль несерьёзно, сильно смахивает на не слишком большой пароход, однако я не зря часами гонял компьютер, выбирая из базы данных изображения боевых кораблей. В гавань Сан-Франциско пожаловал крейсер третьего ранга класса «Чаттануга», и его десять пятидюймовых скорострелок нам сейчас задавить нечем. Впрочем…
Аккуратно подвигаю Свояку «Эрму»:
— Прибери…
Руки уже тащат из чехла навороченный «Баррет M82A1M», тот самый, из которого Леонсио собирался валить таможенников. Вставляю тяжёлый магазин, досылаю патрон в патронник. Силуэт крейсера хорошо виден на блестящей лунной дорожке. Менять прицел на ночной некогда, это вам не советский ПСО на НСПУ махнуть, время нужно, и инструмент.
— Свояк, приборы?
— Восемьдесят!
Помнит ещё анекдот, не растерялся. Значит, и с дальностью не соврёт.
— Полторы тысячи сто.
Довольно близко, и для моей винтовки уже доступно. На такой дистанции пуля упадёт метра на полтора…
— Ну, не подведи, малышка!
Бью навскидку, с колена, десять выстрелов из первого магазина, ещё десяток из второго. Ну? Есть! Крейсер, заваливаясь на правый борт, начинает описывать циркуляцию. При этом он явно начинает оседать на нос. Вот уже вода покрывает палубу до носовой надстройки. С каким-то обиженным кряхтением крейсер укладывается набок, затем опрокидывается. Корма ещё какое-то время торчит над волнами, но затем скрывается и она.
Свояк потрясённо таращится туда, где только что плыл не самый маленький корабль.