— Британская сабля образца тысяча восемьсот пятьдесят четвёртого года для лёгкой и тяжёлой кавалерии, — машинально отметил Николай, — Клинок универсальной формы для рубящего и колющего удара. Трофей, наверняка с Крымской ещё.
— Пройдёмте в околоток, господин хороший. Там и разберёмся. — Голос квартального полон достоинства.
— Ты тоже с нами, там и монету свою покажешь.
Полицейский торжественно разворачивается и движется к выходу из вокзала, сверкая начищенными сапогами. Из кобуры (открытого типа, на ремень, кожа, неформованная) торчит, раскачиваясь в такт шагам, рукоять большого револьвера.
— «Веблей – Ремингтон», шестизарядный, образца тысяча восемьсот девяносто седьмого года, патроны Кольт сорок четыре – сорок, барабан Лефоше с откидной крышкой, самовзвод отсутствует, вон спица на курке какая высокая. Рукоять латунная, накладки деревянные, с проточками. Отдача сильная, но несколько компенсируется большим весом. Любимая модель Бени Крика, — отмечает Николай.
На брусчатке привокзальной площади пассажиров поджидают… пролётки. С поднятым задом, как точно подметила в своё время писавшая сочинение школьница. Там и тут стоят, идут, собираются парами и группами больше трёх люди, одежда которых вышла из употребления лет этак сто тому назад. Горизонт с трёх сторон окружают горы, с четвёртой…. С четвёртой стороны над крышами невысоких – максимум в три этажа, домов, видны мачты. Корабельные мачты, их много.
— Твою мать! — не выдерживает Николай, — Куда это меня занесло?
В околотке с Николаем долго не церемонятся – просмотр документов, разглядывание монет. Писарь что-то жарко шепчет начальнику на ухо. До задержанного доносится:
— Литеры глаголь, веди тридцать пять, параграфы семь и тринадцать, ваше благородие!
— А ведь ты прав, Гаврюшкин! Мне грешным делом казалось – чудит наместник, а он как в воду глядел.
Приходько, Сивоголовцев! Господина сопроводить во дворец наместника! На извозчике, да смотрите мне, с уважением!
И, повернувшись к Николаю:
— Обязан во исполнение приказа наместника Его Императорского Величества препроводить, — и развёл руками.
Вода была мокрой и холодной.
— Постойте! — гневно вскричал голос в голове Александра, — Какая, спрашивается, вода на Белорусском вокзале?
От громкого крика голова еще больше заболела, а нестерпимая жажда стала абсолютно невыносимой. Но вода была горькой!!! И желудку это не понравилось.
— А вот за нарушение кислотно-щелочного баланса Тихага акияна господину скуденту придётся и штраф заплатить! — назидательно произнёс строгий голос.
С трудом приняв вертикальное положение, Александр гневно (сквозь с трудом приоткрытые глаза) воззрился на импозантного городового (полового? Околоточного? В общем, жандарма) во всей его красе.
— И с какой вы площадки, милейший? — скептически поинтересовался работник культуры, лихорадочно прикидывая, каким это образом на съемках сериала «Не родись!!» оказался этот ряженый.
— И не с площадки, а с участка. Куда мы и проследуем, — бережно, но крепко беря под руку Александра, проворковал полицейский, — А коли у господина имеется наличность, то по дороге нам встретится павильон дядюшки Хо, где можно и здоровьеце наше поправить.
Идти по натоптанной многими отдыхающими тропинке было легко и приятно. Солнце ярко светило, птички распинались, как рок-певцы на стадионе, и даже огромные серые слоны на рейде дымили как-то умиротворенно. Идущий сзади полицейский благодушно рассказывал о «тяготах и лишениях» службы, делая упор на особую роль некого Запийсало:
— …и входит Запийсало в этот рассадник блуда и разврата, и говорит, сдувая дымок со ствола леворьвера «Руки на потылицу! Нэ вурухаться!»…
Резкий поворот оставил позади эпическую сагу тайного гения сыска, но когда Александр слегка замедлил шаг, то услышал дополнительные детали
— … а вкруголя панбархат шуршит, шёлка развиваются, из девиц разврата так и прёт, только успевай глаза закрывать! Роскошь такая, что не то, что в Одессе, в самом Бердичиве отродясь не видали. А посреди стоит фортепьяна! Но Запийсало в самом Бобруйске с кантором Смирновскую пил, его на такую пошлую богатству не возьмёшь! И говорит он ангельским голосом, вежливо, согласно циркуляру за нумером восемьсот двадцать три, от самого товарища министра унутренних справ: «А ну, грабли в гору, господа шулера и прочая резко уголовная шелупонь!»… А вот сейчас аккурат налево поверните, господин скудент. Вона оно сам дядюшка нас вышел встречать! И правильно! Потомушта власть!