Вѣтерокъ подувалъ довольно сильно, подкатывая шляпу м-ра Пикквика. Великій мужъ бѣжалъ впередъ и впередъ, размахивая руками и отнюдь не теряя присутствія духа: но, къ несчастію, вѣтеръ сдѣлался сильнѣе, шляпа раскатилась съ неимовѣрной быстротою, и м-ръ Пикквикъ, вѣроятно, совсѣмъ потерялъ бы ее изъ вида, еслибъ судьба сама не распорядилась за него, противопоставивъ естественную преграду своевольной бѣглянкѣ.
Истощенный до изнеможенія, м-ръ Пикквикъ уже готовъ былъ совсѣмъ прекратить свою погоню, какъ вдругъ шляпа его наткнулась на колесо экипажа, стоявшаго передъ площадью съ полдюжиною другихъ, болѣе или менѣе фантастическихъ экипажей. Замѣтивъ выгоду своего положенія, м-ръ Пикквикъ сдѣлалъ сильный прыжокъ, завладѣлъ своею собственностью и, надѣвъ ее на голову, остановился перевести духъ. Въ эту самую минуту, знакомый голосъ весело произнесъ его имя: м-ръ Пикквикъ оглянулся, и невыразимое удовольствіе распространилось въ его душѣ при томъ истинно поэтическомъ зрѣлищѣ, которое открылось передъ его глазами.
То была открытая коляска, безъ лошадей, которыхъ поспѣшили выпрячь, чтобъ удобнѣе расположиться въ этомъ тѣсномъ мѣстѣ. Въ коляскѣ стояли: пожилой статный джентльменъ въ синемъ фракѣ съ свѣтлыми пуговицами и въ огромныхъ ботфортахъ, двѣ молодыя дѣвушки въ шарфахъ и перьяхъ, молодой джентльменъ, очевидно, влюбленный въ одну изъ этихъ дѣвушекъ, украшенныхъ перьями и шарфами, одна леди сомнительнаго возраста, тетка или кузина, и, наконецъ, м-ръ Топманъ, любезный и веселый Топманъ, принимавшій живѣйшее участіе во всѣхъ распоряженіяхъ и разговорахъ, какъ будто онъ принадлежалъ къ этой фамиліи съ первыхъ лѣтъ жизни. За коляской, назади, гдѣ прикрѣпляются дорожные чемоданы, виднѣлась огромная плетеная корзина — одна изъ тѣхъ благородныхъ корзинъ, которыхъ видъ пробуждаетъ въ наблюдательной душѣ сладкія воспоминанія о жареныхъ курицахъ, копченыхъ языкахъ, бутылкахъ вина и проч., и проч. На козлахъ сидѣлъ толстый красно-рыжій дѣтина, съ заспанными глазами и опухлыми щеками: не мудрено было догадаться, что обязанностью его было — раздавать почтенной публикѣ лакомые припасы плетеной корзины, какъ скоро наступитъ для того вожделѣнная пора.
Лишь только м-ръ Пикквикъ окинулъ проницательнымъ взглядомъ всѣ эти интересные предметы, вѣрный ученикъ его закричалъ опять веселымъ и беззаботнымъ тономъ:
— Пикквикъ, Пикквикъ! Идите къ намъ! Скорѣе!
— Пожалуйте къ намъ, сэръ, прошу покорно! — сказалъ пожилой статный джентльменъ. — Джой! Ахъ, чортъ побери, онъ опять заснулъ. — Джой, отвори дверцы!
Толстый дѣтина медленно спустился съ козелъ, и, покачиваясь съ боку на бокъ, отворилъ дверцы. Въ эту минуту подошли къ коляскѣ м-ръ Снодгрась и м-ръ Винкель.
— Всѣмъ будетъ мѣсто, господа, пожалуйте! — продолжалъ статный джентльменъ. — Двое сядутъ въ коляскѣ, a одинъ на козлахъ. Джой, приготовь мѣсто для одного изъ этихъ господъ. Теперь, сэръ, милости просимъ.
И статный джентльменъ дюжею рукой втащилъ въ коляску Пикквика и Снодграса. М-ръ Винкель вскарабкался на козлы, гдѣ рядомъ съ нимъ помѣстился и толстый дѣтина.
М-ръ Пикквикъ раскланялся со всей компаніей и радушно пожалъ руку статному джентльмену въ огромныхъ ботфортахъ.
— Ну, какъ ваше здоровье, сэръ? — сказалъ статный джентльменъ, обращаясь къ м-ру Снодграсу съ отеческой заботливостью. — Радъ, очень радъ, все въ порядкѣ, я надѣюсь. — Вы какъ поживаете, сэръ? — продолжалъ онъ, говоря м-ру Винкелю. — Всѣ вы здоровы? прекрасно, прекрасно! — Мои дочери, господа, прошу познакомиться, и вотъ моя сестра, миссъ Рахиль Уардль. Она еще дѣвица и, какъ видите, недурна… неправда ли, сэръ? А?
Онъ весело толкнулъ локтемъ м-ра Пикквика и залился самымъ радушнымъ смѣхомъ.
— Ахъ, братецъ, какъ не стыдно! — проговорила миссъ Уардль съ дѣвственной улыбкой.
— Чего тутъ стыдиться? Это всякій видитъ, — сказалъ статный джентльменъ. — Прошу извинить, господа, вотъ еще мой пріятель, м-ръ Трундель. Теперь мы всѣ знакомы и, стало быть, можемъ съ большимъ комфортомъ смотрѣть на эволюціи.
Статный джентльменъ надѣлъ очки, м-ръ Пикквикъ вооружился подзорной трубой, и вся компанія принялась смотрѣть на военныя эволюціи, изрѣдка, по временамъ поглядывая другъ на друга.
Эволюціи точно были достойны изумленія. Колонны сходились, расходились, маршировали, строились въ каре, палили и разбѣгались вразсыпную. Нельзя было надивиться, съ какою ловкостью солдаты перепрыгивали черезъ глубокій ровъ и взбирались по веревочнымъ лѣстницамъ на стѣну неприступной крѣпости, которую, однакожъ, надлежало взять во что бы то ни стало. Приготовленія къ рѣшительному приступу были настолько шумны и ужасны, что весь воздухъ наполнился крикомъ женщинъ, и многія благородныя леди попадали въ обморокъ. Дѣвицы Уардль перепугались до того, что м-ръ Трундель принужденъ былъ одну изъ нихъ держать въ своихъ объятіяхъ, тогда какъ м-ръ Снодграсъ поддерживалъ другую. Тетушка Уардль едва могла стоять на ногахъ и растерялась до такой степени, что м-ръ Топманъ счелъ необходимымъ обхватить ея гибкую талію и поддерживать ее обѣими руками. Вся компанія была въ неописанномъ волненіи, кромѣ, однакожъ, толстаго и жирнаго парня, который спалъ на козлахъ безпробуднымъ сномъ, какъ будто пушечная пальба имѣла для него чарующую силу колыбельной пѣсни.
— Джой, Джой! — воскликнулъ статный джентльменъ, когда крѣпость, наконецъ, была взята, и побѣдители вмѣстѣ съ побѣжденными усѣлись обѣдать за общій столъ. — Чортъ побери, этотъ уродъ опять заснулъ! Пожалуйста, сэръ, потрудитесь ущипнуть его за ногу, иначе его ничѣмъ не разбудишь… Вотъ такъ!.. Покорно благодарю. — Развяжи корзинку, Джой.
Жирный дѣтина, приведенный въ себя энергическими усиліями м-ра Винкеля, еще разъ скатился съ козелъ и принялся развязывать корзинку съ такою расторопностью, какой, повидимому, вовсе нельзя было ожидать отъ него.
— Ну, господа, теперь мы можемъ сѣсть, — сказалъ статный джентльменъ. — Ба! это что такое? Отчего y васъ измятые рукава, mesdames? Я совѣтовалъ бы вамъ помѣститься на колѣняхъ своихъ кавалеровъ — это было бы удобнѣе, по крайней мѣрѣ для тебя, сестрица.
Тетушка Уардль раскраснѣлась какъ піонъ при этой неумѣстной шуткѣ и бросила сердитый взглядъ на м-ра Топмана, спѣшившаго воспользоваться предложеніемъ ея брата. Наконецъ, послѣ другихъ, болѣе или менѣе остроумныхъ шутокъ, вся компанія усѣлась съ большимъ комфортомъ, и м-ръ Уардль, приведенный въ непосредственное соприкосновеніе съ толстымъ парнемъ, открылъ церемонію угощенья.
— Ну, Джой, ножи и вилки!
Ножи и вилки были поданы, къ общему удовольствію дамъ и джентльменовъ, поспѣшившихъ вооружиться этими полезными орудіями.
— Тарелки, Джой, тарелки!
Такой же процессъ послѣдовалъ при раздачѣ фарфоровой посуды.
— Подавай цыплятъ. — Ахъ, проклятый, онъ опять заснулъ. — Джой, Джой!
Нѣсколько легкихъ толчковъ по головѣ тростью вывели толстаго парня изъ его летаргическаго усыпленія.
— Подавать кушанье!
При звукѣ этихъ словъ жирный малый, казалось, воспрянулъ и душой, и тѣломъ. Онъ вскочилъ, побѣжалъ, и оловянные глаза его, едва замѣтные изъ-подъ опухлыхъ щекъ, заблистали какимъ-то дикимъ блескомъ, когда онъ принялся развязывать корзинку.
— Живѣй, Джой, пошевеливайся!
Предосторожность была очень кстати, потому что толстый дѣтина съ какою-то особенною любовью вертѣлъ каплуна въ своихъ рукахъ и, казалось, не хотѣлъ съ нимъ разстаться. Принужденный, однакожъ, къ безусловному повиновенію, онъ испустилъ глубокій вздохъ и, ставъ на подножку, подалъ своему хозяину жареную птицу.