— Прошу извинить, сэръ, мнѣ бы хотѣлось знать: кто такой былъ Джонъ Эдмондсъ?
— Вотъ этотъ же вопросъ хотѣлъ и я предложить вамъ, сэръ, — торопливо сказалъ м-ръ Снодграсъ.
— Это значитъ, почтенный другъ, что вамъ надобно удовлетворить любопытство этихъ джентльменовъ, и чѣмъ скорѣе, тѣмъ лучше, — сказалъ веселый хозяинъ, — собирайтесь съ духомъ и разсказывайте.
Пасторъ улыбнулся, кашлянулъ и подвинулъ свой стулъ. Остальные члены веселой компаніи, со включеніемъ м-ра Топмана и дѣвствующей тетки, неразлучныхъ спутниковъ во весь вечеръ, также придвинули свои стулья и сформировали правильный полукругъ по обѣимъ сторонамъ будущаго разсказчика. Когда, наконецъ, приставили слуховой рожокъ къ правому уху старой леди и ущипнули за ногу м-ра Миллера, успѣвшаго заснуть въ продолженіе чтенія стиховъ, почтенный пасторъ, безъ всякихъ предварительныхъ объясненій, началъ свою назидательную повѣсть, которую, съ позволенія читателя, мы должны будемъ озаглавить просто:
Возвращеніе на родину.
"Когда я первый разъ поселился въ этой деревнѣ,- этому уже слишкомъ двадцать пять лѣтъ, — самымъ замѣчательнымъ лицомъ между моими прихожанами былъ нѣкто Эдмондсъ, арендаторъ небольшой фермы. Былъ онъ человѣкъ угрюмый, сердитый, суровый, жестокій, словомъ сказать, злой человѣкъ, съ звѣрскими привычками и нравами. Кромѣ двухъ-трехъ лѣнивцевъ и забулдыжныхъ бродягъ, съ которыми онъ таскался по полямъ или бражничалъ въ харчевняхъ, y него не было знакомыхъ и друзей. Всѣ боялись арендатора Эдмондса, всѣ презирали его и никто не хотѣлъ имѣть съ нимъ никакихъ сношеній.
"Были y него жена и одинъ сынъ, котораго засталъ я мальчикомъ двѣнадцати лѣтъ. Трудно вообразить, не только передать словами, ужасныя страданія бѣдной женщины, ея безусловную покорность судьбѣ и ту мучительную заботливость, съ какою воспитывала она своего сына. Прости меня Богъ, если предположенія мои имѣли оскорбительный характеръ; но я твердо вѣрилъ и былъ нравственно убѣжденъ, что этотъ человѣкъ систематически губилъ свою жену и злонамѣренно разсчитывалъ свести ее въ преждевременную могилу. Все терпѣла, все переносила бѣдная женщина ради своего дѣтища и, что всего страннѣе, ради его безжалостнаго отца, потому что было время, когда она любила его страстно, и воспоминаніе о счастливыхъ дняхъ пробуждало въ душѣ ея чувства кроткія и сладостныя, чуждыя для всѣхъ созданій въ этомъ мірѣ, но не чуждыя и вполнѣ понятныя только женскому сердцу.
"Они были бѣдны. Иначе и не могло быть, когда глава семейства погрязалъ въ мрачной безднѣ разврата; но жена трудилась изо всѣхъ своихъ силъ, вечеромъ, и утромъ, въ полдень и полночь: нищета не смѣла закинуть скаредную ногу за порогъ арендаторской семьи. Неутомимые труды ея вознаграждались слишкомъ дурно. Случалось очень часто, прохожій въ поздній часъ ночи слышалъ рыданія и стоны бѣдной женщины подъ ударами ея мужа, и нерѣдко безпріютный мальчикъ, въ глубокую полночь, стучался въ дверь сосѣдняго дома, куда посылала его мать, чтобъ спасти его отъ дикой ярости пьянаго отца.
"Во все это время несчастная страдалица постоянно посѣщала нашу маленькую церковь, гдѣ нерѣдко прихожане замѣчали на ея лицѣ багровыя пятна — свѣжіе слѣды безчеловѣчнаго тиранства, которыхъ, при всемъ усиліи, она не могла скрыть отъ любопытныхъ взоровъ. Каждое воскресенье, поутру и ввечеру, видѣли ее на одномъ и томъ же мѣстѣ съ ея маленькимъ сыномъ, одѣтымъ чисто и опрятно, хотя въ бѣдномъ платьѣ. Всѣ и каждый спѣшили привѣтствовать ласковымъ словомъ "добрую м-съ Эдмондсъ", и, бывало, иной разъ, страдальческія черты ея озарялись чувствомъ искренней признательности, когда она, по выходѣ изъ церкви, вступала въ разговоръ съ добрыми людьми, принимавшими участіе въ ея положеніи, или когда она, съ материнскою гордостью, останавливалась полюбоваться на своего малютку, который между тѣмъ рѣзвился съ товарищами подъ тѣнью тополей и липъ церковной ограды. Въ эти минуты м-съ Эдмондсъ бывала спокойна и счастлива.
"Быстро пролетѣли пять или шесть лѣтъ. Малютка сдѣлался юношей цвѣтущимъ и сильнымъ; но время, округлившее его формы, укрѣпившее его мускулы и члены, согнуло станъ его матери, подкосило ея ноги. Ничья рука не поддерживала бѣдной женщины, и не было подлѣ нея лица, способнаго одушевлять восторгомъ ея сердце. По-прежнему занимала она свою старую ложу въ церкви, но уже никто не сидѣлъ подлѣ нея. Библія, какъ и прежде, лежала передъ ней и регулярно каждую обѣдню открывалась на извѣстныхъ страницахъ; но никто вмѣстѣ съ нею не читалъ священныхъ псалмовъ, и слезы крупными каплями падали на ветхую книгу. Сосѣдки, какъ и прежде, встрѣчали ее ласковымъ поклономъ; но она избѣгала ихъ привѣтствій и ни съ кѣмъ не вступала въ разговоръ. Тополи и липы церковной ограды потеряли для нея чарующую силу, и она не думала останавливаться подъ ихъ тѣнью. Лишь только оканчивалась служба, бѣдная женщина закрывалась платкомъ и поспѣшно выходила изъ церкви.
"Должно ли мнѣ объяснять вамъ, милостивые государи, что молодой человѣкъ, оглядываясь на пройденное поприще жизни, на первоначальные дни своихъ отроческихъ и юношескихъ лѣтъ, ничего не могъ въ нихъ видѣть, что бы тѣснѣйшимъ образомъ не соединялось съ длиннымъ рядомъ добровольныхъ страданій и лишеній, которымъ подвергала себя бѣдная женщина исключительно для того, чтобъ взлелѣять и воспитать своего единственнаго сына? Должно ли объяснять, что, при всемъ томъ, молодой человѣкъ забылъ неимовѣрные труды, заботы, огорченія, напасти, — забылъ все, что перенесла для него любящая мать — связался съ отчаянными извергами и вступилъ, очертя голову, на тотъ гибельный путь, который неизбѣжно долженъ былъ довести его до позорной смерти? Къ стыду человѣческой природы, вы угадали развязку.
"Пробилъ роковой часъ, когда бѣдной женщинѣ суждено было испить до дна горькую чашу послѣднихъ страданій. Мошенническія продѣлки безпрерывной цѣпью слѣдовали одна за другою по всѣмъ этимъ мѣстамъ, и дерзость тайныхъ изверговъ, укрывавшихся отъ правосудія, увеличивалась съ каждымъ днемъ. Отчаянный разбой среди бѣлаго дня усилилъ бдительность мѣстнаго начальства, и скоро приняты были рѣшительныя мѣры. Подозрѣнія обратились на Эдмондса и трехъ его товарищей. Его схватили, заключили въ тюрьму, допросили, обвинили, — осудили на смерть.
"Дикій и пронзительный крикъ изъ женской груди, крикъ, раздавшійся по судейскому двору, когда прочтенъ былъ смертный приговоръ, раздается до сихъ поръ въ моихъ ушахъ. Злодѣй, считавшійся погибшимъ для всякаго человѣческаго чувства и смотрѣвшій съ безсмысленнымъ равнодушіемъ даже на самое приближеніе смерти, очнулся при этомъ ужасномъ крикѣ. Его губы, сомкнутыя до этого часа упорной нѣмотою, задрожали и открылись сами собою; холодный потъ выступилъ изъ всѣхъ поръ его тѣла: онъ затрясся, зашатался и едва не грянулся о каменный полъ.
"При первыхъ порывахъ душевной пытки страждущая мать бросилась на колѣни y моихъ ногъ, и я услышалъ изъ устъ ея пламенную молитву къ Всемогущему Существу, хранившему ее до настоящей минуты среди безчисленныхъ напастей и скорбей. Согласная на всѣ возможныя муки въ этой и даже будущей жизни, она умоляла Небеснаго Творца пощадить юную жизнь ея единственнаго сына. Слѣдовали затѣмъ ужасный взрывъ тоски и отчаянная борьба, невыносимая для силъ человѣка. Я зналъ, что сердце ея сокрушилось съ этой минуты: но ни теперь, ни послѣ ни одной жалобы, ни одного ропота не произнесли ея уста.
"Грустно и жалко было видѣть, какъ эта женщина каждый день приходила на тюремный дворъ, какъ старалась она, убѣжденіями и мольбами, именемъ неба и материнской любви, смягчить жестокое сердце своего закоснѣлаго сына. Все было напрасно. Молодой извергъ остался упрямымъ, непреклоннымъ, неподвижнымъ. Смертный приговоръ неожиданно былъ измѣненъ на четырнадцатилѣтнюю ссылку, но и это обстоятельство не образумило злодѣя.
"Духъ самоотверженія и любви, поддерживавшій такъ долго слабый организмъ, не могъ до конца устоять противъ физическихъ недуговъ. Мать преступника сдѣлалась больна. Еще разъ, одинъ только разъ, собралась она взглянуть на своего сына; но послѣднія силы оставили ее на тюремномъ дворѣ, и она въ изнеможеніи упала на сырую землю.
"И теперь поколебалось, наконецъ, высокомѣрное равнодушіе и холодность молодого человѣка, и грозно пробилъ для него часъ неумолимой кары. Природа потребовала возмездія за нарушеніе своихъ правь.