Отъ громкихъ рукоплесканій задрожали окна, когда миніатюрный джентльменъ кончилъ свою рѣчь. Весь остатокъ вечера прошелъ чрезвычайно весело и дружелюбно. Тосты слѣдовали за тостами, и одна рѣчь смѣнялась другою: краснорѣчіе господъ криккетистовъ обнаружилось во всей своей силѣ и славѣ. М-ръ Лоффи и м-ръ Строггльсъ, м-ръ Пикквикъ и м-ръ Джингль были каждый въ свою очередь предметомъ единодушныхъ прославленій и каждый, въ свое время, долженъ былъ въ отборныхъ выраженіяхъ благодарить почтенную компанію за предложенные тосты.
Какъ соревнователи національной славы, мы весьма охотно согласились бы представить нашимъ читателямъ полный отчетъ обо всѣхъ подробностяхъ знаменитаго празднества, достойнаго занять одно изъ первыхъ мѣстъ въ лѣтописяхъ великобританскихъ торжествъ; но, къ несчастію, матеріалы наши довольно скудны, и мы должны отказаться отъ удовольствія украсить свои страницы великолѣпными образчиками британскаго витійства. М-ръ Снодграсъ, съ обычной добросовѣстностью, представилъ значительную массу примѣчаній, которыя, нѣтъ сомнѣнія, были бы чрезвычайно полезны для нашей цѣли, если бы, съ одной стороны, пламенное краснорѣчіе, съ другой — живительное дѣйствіе вина не сдѣлали почеркъ этого джентльмена до такой степени неразборчивымъ, что рукопись его въ этомъ мѣстѣ оказалась почти совершенно неудобною для ученаго употребленія. Мы едва могли разобрать въ ней имена краснорѣчивыхъ ораторовъ и весьма немного словъ изъ пѣсни, пропѣтой м-ромъ Джинглемъ. Попадаются здѣсь выраженія въ родѣ слѣдующихъ: "изломанныя кости… пощечина… бутылка… подзатыльникъ… забубенный"; но изъ всего этого намъ, при всемъ желаніи, никакъ не удалось составить живописной картины, достойной вниманія нашихъ благосклонныхъ читателей.
Возвращаясь теперь къ раненому м-ру Топману, мы считаемъ своей обязанностью прибавить только, что за нѣсколько минутъ до полуночи въ трактирѣ "Голубого Льва" раздавалась умилительная мелодія прекрасной и страстной національной пѣсни, которая начинается такимъ образомъ:
Глава VIII. Объясняетъ и доказываетъ извѣстное положеніе, что "путь истинной любви не то, что желѣзная дорога"
Безмятежное пребываніе на хуторѣ Дингли-Делль, чистый и ароматическій воздухъ, оглашаемый безпрерывно пѣніемъ пернатыхъ, присутствіе прелестныхъ представительницъ прекраснаго пола, ихъ великодушная заботливость и безпокойство: все это могущественнымъ образомъ содѣйствовало къ благотворному развитію нѣжнѣйшихъ чувствъ, глубоко насажденныхъ самою природою въ сердцѣ м-ра Треси Топмана, несчастнаго свидѣтеля птичьей охоты. На этотъ разъ его нѣжнымъ чувствамъ было, повидимому, суждено обратиться исключительно на одинъ обожаемый предметъ. Молодыя дѣвушки были очень милы, и обращеніе ихъ казалось привлекательнымъ во многихъ отношеніяхъ; но дѣвственная тетка превосходила во всемъ какъ своихъ племянницъ, такъ и всякую другую женщину, какую только видѣлъ м-ръ Топманъ на своемъ вѣку. Было какое-то особенное великолѣпіе въ ея черныхъ глазахъ, особенное достоинство въ ея осанкѣ, и даже походка цѣломудренной дѣвы обличала такія сановитыя свойства, какихъ отнюдь нельзя было замѣтить въ молодыхъ миссъ Уардль. Притомъ не подлежало ни малѣйшему сомнѣнію, что м-ръ Треси Топманъ и дѣвственная тетка увлеклись другъ къ другу съ перваго взгляда непреодолимою симпатіею; въ ихъ натурѣ было что-то родственное, что, повидимому, должно было скрѣпить неразрывными узами мистическій союзъ ихъ душъ. Ея имя невольно вырвалось изъ груди м-ра Топмана, когда онъ лежалъ на травѣ, плавая въ своей собственной крови, и страшный истерическій хохотъ дѣвствующей тетки былъ первымъ звукомъ, поразившимъ слухъ счастливаго Треси, когда друзья подвели его къ садовой калиткѣ. Чѣмъ же и какъ объяснить это внезапное волненіе въ ея груди? Было ли оно естественнымъ изліяніемъ женской чувствительности при видѣ человѣческой крови, или, совсѣмъ напротивъ, источникъ его заключался въ пылкомъ и страстномъ чувствѣ, которое только онъ одинъ изъ всѣхъ живущихъ существъ могъ пробудить въ этой чудной дѣвѣ? Вотъ вопросы и сомнѣнія, терзавшіе грудь счастливаго страдальца, когда онъ былъ распростертъ на мягкой софѣ передъ пылающимъ каминомъ. Надлежало разрѣшить ихъ во что бы ни стало.
Былъ вечеръ. Изабелла и Эмилія вышли погулять въ сопровожденіи м-ра Трунделя; глухая старая леди полулежала въ забытьи въ своихъ спокойныхъ креслахъ; жирный и толстый дѣтина храпѣлъ y очага въ отдаленной кухнѣ; смазливыя горничныя вертѣлись y воротъ, наслаждаясь пріятностью вечерней погоды и любезностью сельскихъ кавалеровъ, изливавшихъ передъ ними свои пылкія чувства. Треси Топманъ и Рахиль Уардль сидѣли другъ подлѣ друга, не обращая ни малѣйшаго вниманія на окружающіе предметы. Они мечтали о взаимной симпатіи душъ, мечтали и молчали.
— Ахъ! я совсѣмъ забыла свои цвѣты! — вдругъ сказала дѣвствующая тетка.
— Пойдемте поливать ихъ теперь, — промолвилъ м-ръ Топманъ убѣдительнымъ тономъ.
— Вы простудитесь на вечернемъ воздухѣ,- отвѣчала цѣломудренная дѣва тономъ глубочайшаго состраданія и симпатіи.
— Нѣтъ, нѣтъ, — сказалъ м-ръ Топманъ, быстро вставая съ мѣста. — Позвольте мнѣ идти вмѣстѣ съ вами: это будетъ полезно для моего здоровья.
Сострадательная леди поправила перевязку на лѣвомъ плечѣ своего прекраснаго собесѣдника и, взявъ его за правую руку, отправилась въ садъ.
Въ отдаленномъ и уединенномъ концѣ сада красовалась поэтическая бесѣдка изъ акацій, жасминовъ, душистой жимолости и роскошнаго плюша. Въ этотъ пріютъ спокойствія и тишины направила свои шаги счастливая чета. Дѣвствующая тетушка взяла лейку, лежавшую въ углу, и собралась идти. М-ръ Топманъ удержалъ ее подлѣ себя.
— Миссъ Уардль! — воскликнулъ онъ, испустивъ глубокій вздохъ.
Дѣвствующая тетка затрепетала, зашаталась, и лейка едва не выпала изъ ея рукъ.
— Миссъ Уардль! — повторилъ м-ръ Топманъ, — вы — ангелъ!
— М-ръ Топманъ! — воскликнула Рахиль, краснѣя, какъ піонъ.
— Да, вы ангелъ, миссъ Уардль, вы… вы… вы — сущій ангелъ, — повторилъ энергическимъ тономъ краснорѣчивый пикквикистъ.
— Мужчины всѣхъ женщинъ называютъ ангелами, — пробормотала застѣнчивая леди.
— Что же вы послѣ этого? Съ чѣмъ могу я васъ сравнить, несравненная миссъ Уардль, — говорилъ восторженный Топманъ. — Гдѣ и какъ найти существо, подобное вамъ? Въ какомъ углу міра можетъ еще скрываться такое счастливое соединеніе физическихъ и моральныхъ совершенствъ? Гдѣ ахъ! гдѣ…
М-ръ Топманъ пріостановился, вздохнулъ и съ жаромъ началъ пожимать руку красавицы, державшую ручку лейки. Она потупила глаза, опустила голову и прошептала едва слышнымъ голосомъ.
— Мужчины какъ мухи къ намъ льнутъ.
— О, какъ бы я желалъ быть мухой, чтобъ вѣчно жужжать вокругъ вашего прелестнаго чела! — воскликнулъ вдохновенно м-ръ Топманъ.
— Мужчины всѣ… такіе обманщики… — продолжала застѣнчивая леди.
— Обманщики — да; но не всѣ, миссъ Уардль. Есть по крайней мѣрѣ одно существо, постоянное и неизмѣнное въ своихъ чувствахъ, существо, готовое посвятить всю свою жизнь вашему счастію, существо, которое живетъ только вашими глазами, дышитъ вашею улыбкой, которое для васъ, только для одной васъ переноситъ тяжелое бремя своей жизни.
— Гдѣжъ скрывается оно, м-ръ Топманъ, это идеальное существо?
— Здѣсь, передъ вами, миссъ Уардль!
И прежде, чѣмъ цѣломудренная дѣва угадала его настоящую мысль, м-ръ Топманъ стоялъ на колѣняхъ y ея ногъ.
— М-ръ Топманъ, встаньте! — сказала Рахиль.
— Никогда, никогда! — былъ рыцарскій отвѣтъ. — О, Рахиль!
Онъ схватилъ ея трепещущую руку и прижалъ къ своимъ пламеннымъ устамъ. Зеленая лейка упала на полъ.
— О, Рахиль, обожаемая Рахиль! Могу ли я надѣяться на вашу любовь?
— М-ръ Топманъ, — проговорила дѣвствующая тетка, — я такъ взволнована… такъ измучена; но… но… я къ вамъ неравнодушна.
Лишь только вожделѣнное признаніе вырвалось изъ устъ цѣломудренной леди, м-ръ Топманъ приступилъ къ рѣшительному обнаруженію своихъ чувствъ, и началъ дѣлать то, что обыкновенно въ подобныхъ случаяхъ дѣлается пылкими юношами, объятыми пожирающей страстью: онъ быстро вскочилъ на ноги и, забросивъ свою руку на плечо дѣвствующей тетки, напечатлѣлъ на ея устахъ многочисленные поцѣлуи, которые всѣ до одного, послѣ нѣкотораго сопротивленія и борьбы, были приняты терпѣливо и даже благосклонно. Неизвѣстно, какъ долго могли бы продолжаться эти пылкія обнаруженія нѣжной страсти, если бъ красавица, испуганная какимъ то внезапнымъ явленіемъ, вдругъ невырвалась изъ объятій пламеннаго юноши.