— Вы намекаете, если не ошибаюсь, на Джозефа? — сказала Рахиль, стараясь сообщить спокойное выраженіе своему лицу.
— Да, сударыня… чортъ его побери… проклятый Джой… измѣнникъ… собака… все сказалъ старой леди… вспыхнула, пришла въ отчаяніе… дико… бесѣдка… Топманъ… обнимаетъ и цѣлуетъ… не противится… что вы на это скажете, сударыня?
— М-ръ Джингль, если вы пришли издѣваться надо мной, обижать беззащитную дѣвушку…
— Совсѣмъ нѣтъ… помилуй Богъ!.. Слышалъ все… сообразилъ… пришелъ предостеречь, предложить услуги… сорвать маску. Думайте, что хотите… сдѣлалъ свое дѣло… иду.
И онъ поспѣшно повернулся къ дверямъ.
— Что мнѣ дѣлать? что мнѣ дѣлать? — завопила бѣдная дѣва, заливаясь горькими слезами. — Братъ разсердится ужасно!
— Разсвирѣпѣетъ… иначе нельзя… фамильная обида.
— Что-жъ мнѣ сказать ему, м-ръ Джингль? — всхлипывала дѣвствующая тетка, терзаемая страшнымъ припадкомъ отчаянія. — Научите, присовѣтуйте!
— Скажите, что ему пригрезилось, и больше ничего, — холодно отвѣчалъ м-ръ Джингль.
Лучъ надежды озарилъ страждущую душу горемычной дѣвы. Замѣтивъ это, м-ръ Джингль смѣлѣе началъ развивать нить своихъ соображеній.
— Все вздоръ, сударыня… очень натурально… заснулъ, пригрезилась красавица… кошмаръ… всѣ повѣрятъ… понимаете?
Была ли дѣвствующая тетка обрадована разсчитанной вѣроятностью ускользнуть отъ опасныхъ слѣдствій сдѣланнаго открытія или, быть можетъ, приписанный ей титулъ красавицы значительно умягчилъ жестокость ея печали, утвердительно сказать мы не можемъ ни того, ни другого. Какъ бы то ни было, ея щеки покрылись яркимъ румянцемъ, и она бросила благодарный взглядъ на м-ра Джингля.
Понимая въ совершенствѣ свою роль, м-ръ Джингль испустилъ глубокій вздохъ, вперилъ на пару минутъ свои глаза въ желтое лицо старой дѣвы, принялъ мелодраматическую позу и внезапно устремилъ свой взоръ на небеса.
— Вы, кажется, страдаете, м-ръ Джингль, — сказала сострадательная леди жалобнымъ тономъ, — вы несчастны. Могу ли я, въ благодарность за ваше великодушное участіе, вникнуть въ настоящую причину вашихъ страданій? Быть можетъ, мнѣ удастся облегчить ваше горе?
— Облегчить? Ха, ха, ха! И это говорите вы, миссъ Уардль? вы говорите, тогда какъ любовь ваша принадлежитъ человѣку, неспособному понимать свое счастье, человѣку, который даже теперь разсчитываетъ на привязанность племянницы того самаго созданія… который… но нѣтъ!.. нѣтъ! онъ мой другъ: я не буду выставлять на позоръ его безнравственныя свойства. Миссъ Уардль — прощайте!
Въ заключеніе этой рѣчи, принявшей, быть можетъ, первый разъ на его языкѣ послѣдовательную логическую форму, м-ръ Джингль приставилъ къ своимъ глазамъ коленкоровый лоскутъ суррогатъ носового платка и сдѣлалъ рѣшительный шагъ къ дверямъ.
— Остановитесь, м-ръ Джингль! — возопила дѣвствующая тетка. — Вашъ намекъ относится къ м-ру Топману: объяснитесь.
— Никогда! — воскликнулъ м-ръ Джингль театральнымъ тономъ. — Никогда!
И въ доказательство своей твердой рѣшимости онъ придвинулъ стулъ къ дѣвствующей теткѣ и усѣлся рядомъ съ нею.
— М-ръ Джингль, — сказала цѣломудренная дѣва, — я прошу васъ, умоляю, заклинаю… откройте ужасную тайну, если она имѣетъ какую-нибудь связь съ моимъ другомъ.
— Могу ли я, — началъ м-ръ Джингль, пристально вперивъ глаза въ лицо дѣвствующей тетки, — могу ли я видѣть, какъ безжалостный эгоистъ приноситъ въ жертву прелестное созданіе… Но нѣтъ, нѣтъ! Языкъ отказывается объяснить…
— Именемъ всего, что дорого для вашего растерзаннаго сердца, — вопила цѣломудренная дѣва, — умоляю, объясните.
М-ръ Джингль, казалось, нѣсколько секундъ боролся съ собственными чувствами и потомъ, преодолѣвъ внутреннее волненіе, произнесъ твердымъ и выразительнымъ тономъ:
— Топманъ любитъ только ваши деньги!
— Злодѣй! — воскликнула миссъ Уардль, проникнутая насквозь страшнымъ негодованіемъ.
Сомнѣнія м-ра Джингля рѣшены: y дѣвствующей тетки были деньги.
— Этого мало, — продолжалъ кочующій актеръ, — Топманъ любитъ другую.
— Другую! — возопила тетка. — Кого же?
— Смазливую дѣвушку съ черными глазами, вашу племянницу — Эмилію.
Продолжительная пауза.
Съ этого мгновенія въ груди старой дѣвы заклокотала самая непримиримая ненависть къ миссъ Эмиліи Уардль. Багровая краска выступила на ея лицѣ и шеѣ; она забросила свою голову назадъ съ выраженіемъ самаго отчаяннаго презрѣнія и злобы. Закусивъ, наконецъ, свои толстыя губы и вздернувъ носъ, она прервала продолжительное молчаніе такимъ образомъ:
— Нѣтъ, этого быть не можетъ. Я не вѣрю вамъ, м-ръ Джингль.
— Наблюдайте за ними, — отвѣчалъ кочующій актеръ.
— Буду.
— Замѣчайте его взоры.
— Буду.
— Его шопотъ.
— Буду.
— Онъ сядетъ за столъ подлѣ нея.
— Пусть его.
— Будетъ любезничать съ нею.
— Пусть.
— Станетъ расточать передъ нею всю свою внимательность.
— Пусть.
— И онъ броситъ васъ съ пренебреженіемъ.
— Меня броситъ! — взвизгнула дѣвственная тетка, — меня!
И въ припадкѣ бѣшеной злобы, она заскрежетала зубами. Глаза ея налились кровыо.
— Убѣдитъ ли это васъ?
— Да.
— Вы будете равнодушны?
— Да.
— И вы оставите его?
— Да.
— Онъ не будетъ имѣть мѣста въ вашемъ сердцѣ?
— Да.
— Любовь ваша будетъ принадлежать другому?
— Да.
— Честное слово?
— Честное слово.
М-ръ Джингль бросился на колѣни и пять минутъ простоялъ y ногъ цѣломудренной леди: ему обѣщали подарить неизмѣнно вѣчную любовь, какъ скоро будетъ приведена въ извѣстность гнусная измѣна Топмана.
Въ этотъ же самый день, за обѣдомъ, блистательнымъ образомъ подтвердились слова м-ра Альфреда Джингля. Дѣвственная тетка едва вѣрила своимъ глазамъ. М-ръ Треси Топманъ сидѣлъ подлѣ Эмиліи Уардль напротивъ м-ра Снодграса, улыбаясь шепталъ, смѣялся и выдумывалъ поэтическіе комплименты. Ни однимъ взглядомъ, ни однимъ словомъ не удостоилъ онъ владычицы своего сердца, которой такъ недавно клялся посвятить всю свою жизнь.
— Чортъ побери этого болвана! — думалъ про себя м-ръ Уардль, знавшій отъ своей матери всѣ подробности романтической исторіи. — Жирный толстякъ, вѣроятно, спалъ или грезилъ на яву. Все вздоръ!
— Извергъ! — думала про себя дѣвственная тетка, — о, какъ я ненавижу его! Да, это ясно: милый Джингль не обманывалъ меня.
Слѣдующій разговоръ объяснитъ нашимъ читателямъ непостижимую перемѣну въ поведеніи м-ра Треси Топмана.
Время дѣйствія — вечеръ; сцена — садъ. Двое мужчинъ гуляютъ по уединенной тропинкѣ: одинъ низенькій и толстый, другой сухопарый и высокій. То были: м-ръ Треси Топманъ и м-ръ Альфредъ Джингль. Бесѣду открылъ толстый джентльменъ:
— Ну, другъ, хорошо я велъ себя?
— Блистательно… безподобно… лучше не сыграть и мнѣ… завтра опять повторить роль… каждый вечеръ… впредь до дальнѣйшихъ распоряженій.
— И Рахиль непремѣнно этого требуетъ?
— Непремѣнно.
— Довольна ли она моимъ поведеніемъ?
— Совершенно… что дѣлать?… непріятно… терпѣніе… постоянство… отвратить подозрѣнія… боится брата… надо, говоритъ, молчать и ждать… всего два-три дня… старики угомонятся… будете блаженствовать оба.
— Есть отъ нея какія-нибудь порученія?
— Любовь… неизмѣнная привязанность… нѣжное влеченіе. Сказать ли ей что-нибудь отъ твоего имени?
— Любезный Альфредъ, — отвѣчалъ невинный м-ръ Топманъ, съ жаромъ пожимая руку своего друга, — отнеси къ ней мою безпредѣльную любовь и скажи, что я горю нетерпѣливымъ желаніемъ прижать ее къ своей пламенной груди. Объяви, что я готовъ, скрѣпя сердце, безусловно подчиняться всѣмъ распоряженіемъ, какія ты сегодня поутру передалъ мнѣ отъ ея имени. Скажи, что я удивляюсь ея благоразумію и вполнѣ уважаю ея скромность.
— Очень хорошо. Еще что?
— Ничего больше. Прибавь только, что я мечтаю каждую минуту о томъ счастливомъ времени, когда судьба соединитъ насъ неразрывными узами, и когда не будетъ больше надобности скрывать настоящія чувства подъ этой личиной притворства.
— Будетъ сказано. Еще что?
— Милый другъ мой, — воскликнулъ м-ръ Топманъ, ухватившись за руку кочующаго актера, — прими пламенную благодарность за твою безкорыстную дружбу и прости великодушно, если я когда словомъ или мыслью осмѣлился оскорбить тебя чернымъ подозрѣніемъ, будто ты остановился на перепутьи къ моему счастью. Чѣмъ и какъ, великодушный другъ, могу я когда-либо достойнымъ образомъ отблагодарить тебя за твою безцѣнную услугу?