"Призвали докторовъ. Великіе люди подкатили къ моему подъѣзду на прекрасныхъ лошадяхъ, и жирные лакеи стояли на запяткахъ ихъ каретъ. Нѣсколько недѣль сряду бодрствовали они при постели моей больной жены. Открылся, наконецъ, между ними великій консиліумъ, и они совѣщались въ другой комнатѣ съ торжественною важностью, обращаясь другъ къ другу на таинственномъ нарѣчіи врачебнаго искусства. Послѣ консультаціи, одинъ изъ самыхъ знаменитыхъ эскулаповъ предсталъ передо мной съ глубокомысленнымъ лицомъ, отвелъ меня въ сторону, сдѣлалъ ученое вступленіе, сказалъ въ утѣшеніе и назиданіе нѣсколько краснорѣчивыхъ словъ, и объявилъ мнѣ, сумасшедшему, — что жена моя сошла съ ума. Онъ стоялъ со мною y открытаго окна, и его рука лежала на моемъ плечѣ. Стоило употребить весьма легкое усиліе, и премудрый эскулапъ полетѣлъ бы вверхъ ногами на кирпичный тротуаръ. Это была бы превосходнѣйшая штука! Но я глубоко таилъ въ своей груди завѣтную тайну, и эскулапъ остался невредимъ. Черезъ нѣсколько дней мнѣ было объявлено, что больную должно запереть въ какомъ-нибудь чуланѣ, подъ строгимъ надзоромъ опытной сидѣлки: сумасшедшій долженъ былъ озаботиться насчетъ ареста своей жены. Я удалился за городъ въ открытое поле, гдѣ никто не могъ меня слышать, и громко хохоталъ я, и дикій крикъ мой долго разносился по широкому раздолью.
"Она умерла на другой день. Почтенный старецъ съ сѣдыми волосами сопровождалъ на кладбище свою возлюбленную дщерь, и нѣжные братцы оросили горькими слезами безчувственное тѣло своей сестрицы.
"Духъ мой волновался, чувства били постоянную тревогу, и я предугадывалъ инстинктивно, что секретъ мой, рано или поздно, сдѣлается извѣстнымъ всему свѣту, что меня назовутъ ея убійцей. Я не могъ постоянно скрывать своей дикой радости и буйнаго разгула, клокотавшаго въ моей груди. Оставаясь одинъ въ своей комнатѣ, я прыгалъ, скакалъ, билъ въ ладоши, кувыркался, плясалъ, и дикій восторгъ мой раздавался иной разъ по всему дому. Когда я выходилъ со двора и видѣлъ на улицахъ шумныя толпы, когда сидѣлъ въ театрѣ, слышалъ звуки оркестра и смотрѣлъ на танцующихъ актеровъ, неистовая радость до того начинала бушевать въ моей груди, что я томился непреодолимымъ желаніемъ выпрыгнуть на сцену и разорвать на мелкіе куски весь этотъ народъ. Но, удерживая порывы своего восторга, я скрежеталъ зубами, топалъ ногой и крѣпко прижималъ острые ногти къ ладонямъ своихъ собственныхъ рукъ. Все шло хорошо, и никто еще не думалъ, не гадалъ, что я былъ сумасшедшій.
"Помню… это, однакожъ, послѣдняя вещь, которую я еще могу хранить въ своей памяти: дѣйствительность въ моемъ мозгу перемѣшивается теперь на половину съ фантастическими грезами, да и нѣтъ y меня времени отдѣлять перепутанныя идеи одну отъ другой. — Помню, какъ, наконецъ, меня вывели на свѣжую воду. Ха, ха, ха! Еще я вижу, какъ теперь, ихъ испуганные взоры, еще чувствую, какъ сжатый кулакъ мой бороздилъ ихъ блѣдныя щеки и какъ потомъ, съ быстротою вихря, я бросился впередъ, оставивъ ихъ оглашать безполезнымъ визгомъ и гвалтомъ пустое пространство. Сила гиганта объемлетъ меня, когда я думаю теперь объ этомъ послѣднемъ подвигѣ въ своей жизни между разумными людьми. Вотъ… вотъ какъ дребезжитъ, хруститъ, ломается и гнется эта желѣзная рѣшетка подъ моей могучей рукой. Я могъ бы искромсать ее, какъ гибкій сучокъ, если бы могъ видѣть опредѣленную цѣль для такого маневра; но здѣсь пропасть длинныхъ галлерей, запоровъ, дверей: трудно было пробить себѣ дорогу черезъ всѣ эти преграды Да еслибъ и пробилъ, на дворѣ, я знаю, пришлось бы наткнуться на желѣзныя ворота, всегда запертыя и задвинутыя огромнымъ желѣзнымъ болтомъ. Всѣмъ здѣсь извѣстно, что я былъ за человѣкъ.
"Ну да… такъ точно: я выѣзжалъ на какой-то спектакль. Было уже поздно, когда я воротился домой. Мнѣ сказали, что въ гостиной дожидается меня одинъ изъ трехъ братцевъ, желавшій, сказалъ онъ, переговорить со мною о какомъ-то важномъ дѣлѣ: я помню это хорошо. Этотъ человѣкъ, должно замѣтить, служилъ для меня предметомъ самой остервенѣлой ненависти, къ какой только способенъ сумасшедшій. Уже давно я собирался вонзить свои когти въ его надменную морду. Теперь мнѣ доложили, что онъ сидитъ и ждетъ меня для переговоровъ. Я быстро побѣжалъ наверхъ. Ему нужно было сказать мнѣ пару словъ. По данному знаку слуги удалились. Было поздно, и мы остались наединѣ, съ глазу на глазъ — первый разъ въ жизни.
"Я тщательно отворотилъ отъ него свои глаза, такъ какъ мнѣ было извѣстно, — и я гордился этимъ сознаніемъ, — что огонь бѣшенства изливался изъ нихъ яркимъ потокомъ. Мы сидѣли молча нѣсколько минутъ. Онъ первый началъ разговоръ. Странныя выходки съ моей стороны, говорилъ онъ, послѣдовавшія немедленно за смертью моей сестры, были нѣкоторымъ образомъ оскорбленіемъ священной ея памяти. Соображая различныя обстоятельства, ускользавшія прежде отъ его вниманія, онъ былъ теперь почти убѣжденъ, что я дурно обращался съ его сестрой. Поэтому онъ желалъ знать, справедливо ли онъ думалъ, что я злонамѣренно оскорбляю память несчастной покойницы и оказываю явное неуваженіе къ ея осиротѣлому семейству. Званіе, которое онъ носитъ, уполномочиваетъ его требовать отъ меня такихъ объясненій.
"Этотъ человѣкъ имѣлъ должность, красивую должность, купленную на мои деньги. Въ его головѣ прежде всего родился и созрѣлъ остроумный планъ — заманить меня въ западню и овладѣть моимъ богатствомъ. Больше всѣхъ и настойчивѣе всѣхъ другихъ членовъ семейства принуждалъ онъ свою сестру выйти за меня, хотя зналъ, что сердце ея принадлежало молодому человѣку, любившему ее до страсти. Званіе уполномочиваетъ его! Но это званіе было позорной ливреей его стыда! Противъ воли я обратилъ на него свой взоръ, но не проговорилъ ни слова.
"Подъ вліяніемъ этого взора, физіономія его быстро начала измѣняться. Былъ онъ не трусъ, но краска мгновенно сбѣжала съ его лица, и онъ отодвинулъ свой стулъ. Я подсѣлъ къ нему ближе и когда я засмѣялся — мнѣ было очень весело, — онъ вздрогнулъ. Бѣшенство сильнѣе заклокотало въ моей крови. Онъ испугался.
"— A вы очень любили свою сестрицу, когда она была жива? — спросилъ я. — Очень?
"Онъ съ безпокойствомъ оглянулся вокругъ, и я увидѣлъ, какъ рука его ухватилась за спинку стула. Однакожъ, онъ не сказалъ ничего.
"— Вы негодяй, сэръ, — продолжалъ я веселымъ тономъ, — я открылъ ваши адскіе замыслы противъ меня и узналъ, что сердце вашей сестры принадлежало другому, прежде чѣмъ вы принудили ее вступить въ ненавистный бракъ. Я знаю все и повторяю — вы негодяй, сэръ.
"Онъ вскочилъ, какъ ужаленный вепрь, высоко поднялъ стулъ надъ своею головою и закричалъ, чтобъ я посторонился, тогда какъ мы стояли другъ передъ другомъ лицомъ къ лицу.
"Голосъ мой походилъ на дикій визгъ, потому что я чувствовалъ бурный приливъ неукротимой злобы въ своей груди. Старыя чудовища выступали на сцену передъ моими глазами и вдохновляли меня мыслью — растерзать его на части.
"— Будь ты проклятъ, извергъ! — взвизгнулъ я во всю мочь. — Я сумасшедшій! Провались ты въ тартарары!
"Богатырскимъ взмахомъ я отбилъ деревянный стулъ, брошенный мнѣ въ лицо, схватилъ его за грудь, и оба мы грянулись на полъ.
"То была не шуточная борьба. Высокій и дюжій мужчина, онъ сражался за свою жизнь. Я зналъ, ничто въ мірѣ не сравняется съ моей силой, и притомъ — правда была на моей сторонѣ… Да, на моей, хоть я былъ сумасшедшій. Скоро онъ утомился въ неравной борьбѣ. Я наступилъ колѣномъ на его грудь и обхватилъ обѣими руками его мясистое горло. Его лицо покрылось багровой краской, глаза укатились подъ лобъ, онъ высунулъ языкъ и, казалось, принялся меня дразнить. Я стиснулъ крѣпче его шею.
"Вдругъ дверь отворилась, съ шумомъ и гвалтомъ ворвалась толпа народа и дружно устремилась на сумасшедшаго силача.
"Секретъ мой былъ открытъ, и теперь надлежало мнѣ бороться за свою свободу. Быстро вскочилъ я на ноги, бросился въ самый центръ своихъ враговъ и мгновенно прочистилъ себѣ путь, какъ будто моя могучая рука была вооружена сѣкирой. Выюркнувъ изъ двери, я однимъ прыжкомъ перескочилъ черезъ перила и въ одно мгновеніе очутился среди улицы.