Дабы разогнать на несколько времени боязнь своей племянницы и удобнее уловить ее в сети свои, взял он ее арфу и начал петь. Рихард имел довольно приятный голос и играл порядочно на арфе; Гильдегарда, слушая его, начала было забывать страх свой, как он вдруг, оставив арфу, схватил руку своей племянницы, которую тщетно она освободить старалась, и бросился пред нею на колени, спрашивая, для чего убегает его присутствия, и чем он имел несчастие ей не понравиться.
— Для того, что вы не престаете меня мучить, и ваши смелые взгляды меня устрашают.
— Я всегда говорю с тобой о моей нежнейшей к тебе любви; для чего же убегать того, кто тебя любит?
— Но вы мне дядюшка, — отвечала она, стараясь вновь вырваться из рук его.
— Сколько раз слышал я желания твои быть любимою от своей матери, почему же не хочешь быть любимою также от своего дяди?
— Судя по тому, что вы мне беспрестанно твердите, не могу я иметь такого желания.
— Ну, так по крайней мере престань меня ненавидеть. Ты любишь свою маленькую собачку и ягненочка, которые тебя так же любят, но гораздо меньше, нежели я тебя люблю. О, Гильдегарда! Ежели б я был столь счастлив, чтоб получить от тебя хотя половину тех ласканий, которые ты оказываешь этим животным!
— Я люблю их для того, что они только что забавляют, а не мучат меня никогда.
— Скажи, чем можно заслужить твою любовь?
— Тем, чтоб отпустить меня отсюда.
— Этого-то я не могу сделать; моя сестра препоручила мне иметь за тобой смотрение во время своего отсутствия.
— Прошу вас отпустить меня в мою комнату.
— Приласкай меня, как свою фидельку, и дозволь, подобно ей, всюду за собою следовать.
При сем хотел поцеловать ее, но она, успевши вырваться, стремилась в свои комнаты, и тогда услышали звук рогов, возвещающих о прибытии герцога. Рихард вышел из залы, а Гильдегарда, не желая встретиться с матерью, удалилась к себе для размышления, каким образом должна была расположить впредь поступки свои.
Герцог со свитою своею прибыл в замок; Брюншильду сняли с лошади, на которой была она связана, ввели в ее комнаты, где ее муж велел тщательно за нею присматривать во ожидании, доколе не приготовят для нее тех, в которых должна быть на месяц заключена. Альберт, несмотря на худой успех первого своего посещения в так названное отделение духов, решился вновь попытаться в следующую ночь в надежде, не откроет ли, какими способами сыграли с ними шутку и вывели их в неизвестные ворота.
Граф Рихард не умедлил известиться о участи своей сестры, и это неожидаемое приключение умножило ненависть его к Альберту. Он решился ускорить мщением, но принимая всевозможные предосторожности к сокрытию своей злобы; опорочивал поступки сестры своей и хвалил правосудие Альберта, зная, что малейшее в сем случае подозрение может ввергнуть его самого в заключение или изгнать из замка. Тщетно просил он дозволения на минуту переговорить с Брюншильдой, искал также увидеться с которым-нибудь из ее любимцев; но они были в темнице и строго присматриваемы. Объятый бешенством, заперся в своей комнате и проводил остаток дня, вымышляя планы для произведения в действо злобного своего предприятия. Он научился от Гунильды, своей матери, составлять тонкие яды, коих действия, сопряженные с большим или меньшим мучением, мог, смотря по надобностям, чинить скорыми или продолжительными. По причине неблагопристойных поступков Брюншильды, герцог давно уже отвык ночевать в ее комнатах; занимаемые же им тогда были одни обитаемы в сей части замка; ибо, хотя комнаты соседственные были заняты в прошедшую ночь, но по возвращении из монастыря все гости уехали из замка, считая за неблагопристойность оставаться в то время, когда опечаленный герцог оплакивал стыд своей супруги и наказание, которое должен был учинить с нею по необходимости, дабы не почли самого участником в ее преступлениях. Рыцари готовились также уехать, но Альберт удержал их, уверяя, что их сообщество послужит к разогнанию его скуки в сем прискорбном для него случае. Почтение его к Раймонду несказанно усугубилось, и даже о Гримоальде начинал он быть лучших мыслей.