Первый чутким слухом беглеца уловил волнение в Леричах шах — заде. Вскочив на ноги, Орхан несколько мгновений стоял, приложив ладонь к уху. В темнице стало тихо. Тогда уже многие услышали беготню и крики, звон приготавливаемого оружия.
На земляной пол скатился камешек. Все вместе повернулись к малому, в две ладони, перегороженному толстым прутом оконцу. Юга на цыпочках подкрался к отдушине.
— К тебе пришли, пане сотник, — тихо сообщил он.
Тудор подошел. За окошком белело лицо Марии Сенарега, воспользовавшейся недолгою суматохой в замке, чтобы пробраться сюда.
— Там, на лимане — челны, — успела она сказать, — много челнов.
Лицо девушки исчезло, и через оконце на сотника воззрился гневный лик мессера Пьетро, ее старшего брата. Потом не стало и его. Тудор не мог уже видеть, конечно, как разъяренный фрязин ведет за руку непокорную сестру, чтобы запереть накрепко в светлице, до передачи в руки избранного ей братьями жениха.
Тудор Боур сообщил товарищам новую весть. И направился в самый темный угол помещения, откуда слышался глухой, размеренный шум.
Двое узников, постоянно сменяясь, ножами вгрызались в том месте в мягкую глину, третьи сутки готовя спасительный подкоп. Оба уступили предводителю место: сотник, по ширине своих плеч, мог работать здесь только один. Но копал за двоих, хотя трудился каждый раз дольше всех и уходил только, уступая просьбам воинов: каждому хотелось поразмяться.
Тудор взял широкий нож. Сухие комья смешанной с песком и мелким камнем глины посыпались к его ногам. Боур взрывал перед собой землю, как взаправдашний зубр, взъяренный нежданной препоной. Пот вскоре залил лицо, потек за ворот; Тудор рванул с плеч кафтан, отдал кому—то, подошедшему сзади, и комья посыпались снова. Думы лезли в голову, не спросись; давно, ох, давно не ковырял былой пахарь землю, скача все поверх, из боя в бой. Давно не бросал в нее горсти святого зерна; и вот — кромсает глину с песком под чужим жильем, проклятую сухую глину, удерживающую его в узилище. Тудор пробивает дорогу к воле и жизни — себе, друзьям, землякам. Успеет ли? Воин гнал настырные думы прочь и копал, копал, не чувствуя усталости. Вот попался камень побольше; Тудор дал ему скатиться под ноги, отодвинул назад сапогом. Вот гнилое дерево, может — корень, может — доска, нож вошел в него с сухим треском. И, раскромсав, наткнулся опять на камень. «Неужто порода?» — подумал сотник, осторожно нащупывая очертания препятствия острием, чтобы, не дай бог, не сломать драгоценного клинка, стал окапывать преграду по бокам, сверху, напоследок — и снизу. Подошло еще двое узников; втроем, кряхтя, вытащили камень из гнезда, выкатили из подкопа. Облепившая его неровности глина осыпалась, и на Тудора глянула беломраморная голова. Голова прекрасной женщины в венке густых кос. Видно, не были ложью предания о чудесных, тысячу лет назад воздвигнутых здесь эллинами многолюдных городах.
Тудор с досадой шагнул снова в наметившийся уже подземный ход, эллинские красавицы не смели ему теперь мешать. И работал, не чуя бега времени, пока Могош и мессер Антонио настойчиво не попросили его уступить им наконец почетное место.
7
Замок Леричи мал, да крепок. Между каменными зубцами сверкают на солнце шишаки латников, острия длинных копий, поблескивают жерла гакуниц, пищалей, малых, кулеврин. Заперты тяжелые ворота, опущены железные решетки, поднят мост, зажжены фитили. Суньтесь—ка, незваные, кем бы вы ни были! Отбросят, сомнут, утопят в волне.
Ратники — на стенах и малых вежах, господа — на большой. Старшие Сенарега, отец Руффиио и рыцарь Конрад фон Вельхаген с вниманием следят за неведомыми гостями. На лимане не так уж редко появляются рыбацкие челны: на здешнее рыбное изобилие приплывают, как на промысел, люди со всех концов Понта. Откуда эти и кто?
Лодки медленно, гуськом шли мимо, в доброй миле от берега. Но вот одна направилась к замку. Подгребла и развернулась, не собираясь, видимо, приставать.
— Зачем пожаловали?! — протяжно закричал с ближней башни пан Юзек Понятовский.