Джироламо не поспел в Леричи в тот день, в который обещал прибыть, подходил на следующее утро. Но разве не могли задержать моряка в дороге нежданная буря или шквал? Разве не мог он потерять сутки, защищаясь от другого рыцаря вольных морских дорог — каталонца, османа, арагонца или островного грека? Что могло, менее чем за сутки, статься с крепким, хорошо охраняемым замком у лимана?
Да вот и он, славный маленький Иллекс[104], близится вместе с берегом, у которого примостился. Отдав последние распоряжения, Джироламо жадно впился взором в белые стены и башни, возведенные братьями — генуэзцами. Как много хорошего ожидает там бедного, настрадавшегося в боях и невзгодах скитальца морей! Там ждет его золото — за доставленные по заказам братьев грузы, за перевозку пушек, припасов, людей; да и добрые товары, взятые с бою вчера на купеческой каторге, наверно, можно будет за хорошие деньги продать им. Там снимет с него грехи отеческим благословением святой человек, столько сделавший уже для него, самый благочестивый, наверно, из всех святых отцов, встреченных в мире Джироламо, — примет у странника исповедь, отпустит содеянное, примирит с ним отца небесного, а заодно — все еще гневающегося земного отца. Там — главное! — молодого Гандульфи ждет, верно, не дождется юная невеста, прекрасная из прекрасных, не распустившийся еще бутон сказочного цветка, который ему первому по заслугам дано будет сорвать.
Патрон довольно улыбнулся. Мария, конечно, чудо как хороша, за Марией — доброе приданое. Но главное даже не в том. Мария — из нобилей, она — Сенарега, дочь славного рода, столетиями стоящего неизмеримо выше всех Гандульфи в Италии, на Великом море и в Леванте. Жениться на Марии — значило приобщить себя к высокородным фамилиям Генуи и всей вселенной, открыть себе дорогу к рыцарскому званию, может, даже к титулу барона или графа. И, чем бы ни занялся Джироламо впредь, никто уже не вычеркнет его с потомством из дворянских книг, из числа благородных, всеми чтимых людей.
Галея быстро подваливала к маленькой бухте на лимане и выступавшему в ней бревенчатому причалу. Патрон сам поднес к пушке поданный ему фитиль. Над лиманом прокатился веселый гул, и с главной башни Леричей, выбросив султан белого дыма, галее ответила бронзовая гакуница. Друга семьи и жениха, видимо, ждали, к встрече его готовились. Из замка неторопливо вышла длинная процессия. Впереди, в белом стихаре доминиканца, шагал, видимо, преподобный отец Руффино Далее — хозяева, ратники, слуги Леричей. Аббат остановил шествие, благословляюще подняв двухаршинное распятие; рядом с ним — Джироламо узнавал их по росту и платью, по начищенным доспехам — стояли синьоры Сенарега, белобрысый немец — комендант, венецианский архитектор, иные люди замка.
Патрон велел выходить на берег, подал руку синьору отцу. Мессер Никколо, оттолкнув ее кулачком, с неожиданной в его годы ловкостью спрыгнул в мелкую воду сам. С борта посыпались остальные мореходы, начали выгружаться прибывшие в замок наемники и работники. И встречное шествие вскоре двинулось беспечной толпой от галеи к замку.
Джироламо Гандульфи торжественно шагал впереди. За ним следовали помощник патрона, писец и кормчий, начальники вахт, начальники над гребцами, пушкари, аркебузиры, арбалетчики, матросы. Многие с ношей — патрон галеи привез невесте Марии, святому отцу—аббату, синьорам ди Сенарега и прочим людям Леричей богатые дары. Джироламо Гандульфи шествовал к замку, широко усмехаясь. Но, чем ближе были встречающие, тем явственнее сползала радостная улыбка с горбоносого лика пирата. Острый глаз морского разбойника не мог еще разглядеть под шлемами и шляпами черты встречающих, но смутное беспокойство охватывало его все сильней. Что—то необычное в знакомых фигурах тревожило бывалого бродягу, хотя храбрый Джироламо не мог еще сказать, что.
Джироламо замедлил шаг. И тут из толпы напротив загремели аркебузы, полетели дротики и стрелы. Из—за пригорка над лиманом, окружая дорогих гостей, выбегали, сверкая саблями, десятки новых врагов. Килиец Юга в латах и плаще Пьетро Сенарега, бродник Безух в доспехах ливонца, многие побратимы с Днестра и Днепра, надевшие сброю наемных ратников, вместе со скрытыми за ними товарищами, подняв клинки, бросились на команду разбойничьего корабля.