– А где озеро? – спросила я. – Я не вижу озера.
– Может быть, тут когда-то и было озеро, – ответил Креслер с подобием улыбки, – но его больше нет. Остался только пруд с той стороны замка, которая не видна с дороги. И ров вокруг Фирвиндена давно засыпали, еще в восемнадцатом веке, если не ошибаюсь.
Коляска въехала в открытые ворота, миновала запущенный сад и остановилась во внутреннем дворе замка – где когда-то, если верить легенде, граф Рейтерн усадил свою мертвую жену и складывал у ее ног тела всех тех, кто мог желать ей смерти; но сейчас это был всего лишь двор, вымощенный серым булыжником. В окне мелькнуло миловидное женское лицо.
– Идемте, – сказал управляющий, – я познакомлю вас со своей женой.
Глава 9
Замок Четырех ветров
Опрокинутые башни замка отражались в воде пруда, а рядом с ними покачивались распустившиеся кувшинки. С этой стороны Фирвиндена был отчетливо виден выбитый в верхней части стены равноконечный красный крест, сохранившийся на той из башен, которую не успели перестроить.
Ружка понюхала траву на берегу, покрутилась вокруг и подошла ко мне. Я села на пень, расправила складки юбки и погладила рысь по голове. Она сощурила свои необыкновенные глаза и устроилась возле моих ног.
Солнце уползало за деревья, в листве которых щебетали птицы. Легкий ветерок морщил воду пруда, и тогда казалось, что башни замка дрожат.
Я уже познакомилась с Минной, а также со слугами, которые обитали в замке. При жизни старого графа Рейтерна тут находилось не меньше тридцати человек прислуги – повара, горничные, лакеи, конюхи, кучера, садовники, няньки и прочие; но потом, когда граф умер, а его вдова с детьми уехала, забрав все личные вещи, управляющий Блуменау решил, что в отсутствие хозяев кормить столько народу не имеет смысла, и уволил большую часть. Некоторые слуги ушли сами, обидевшись на то, что Блуменау стал меньше платить. А потом его сменил Креслер, который обнаружил, что в его распоряжении остались дворецкий, лакей, горничная, повар, приходящая прачка, сторож и конюх, который также исполнял обязанности кучера. Вскоре дворецкий умер, а горничную – это была как раз жена лакея Теодора – разбил паралич. Вместо нее взяли новую горничную, но она ушла, не проработав и месяца, причем не пожелала объяснять причин и лишь дала понять, что ни за какие коврижки не останется в таком месте. После нее Креслер согласился взять на службу сестру Теодора Лизу, о которой было известно, что у нее крепкие нервы и привидениями ее не напугать. Впрочем, она была так некрасива, что, если бы какое-нибудь привидение с ней столкнулось, пугаться бы пришлось ему, а не ей.
Что касается жены управляющего, Минны Креслер, то я не могла сказать, что она мне не нравится, но она явно принадлежала к тем легковозбудимым, чрезмерно впечатлительным натурам, общество которых в какой-то момент начинает утомлять. Она вздрагивала, когда слышала чьи-то шаги за дверью, вздрагивала, когда начинали бить часы, и ее муж всегда с готовностью бросался ее успокаивать. Когда мы были в гостиной, я заметила в углу пианино и машинально подняла крышку, чтобы потрогать клавиши и проверить его звучание. Надо было видеть выражение лица Минны, с каким она обернулась ко мне: я еще никогда не видела в глазах человека столько ужаса.
– Простите, ради бога, – сконфуженно пробормотала я, – я просто хотела…
Мы обе рассыпались в извинениях, и Минна, конечно, объяснила свое волнение тем, что стояла ко мне спиной и не видела, как я подняла крышку.
– Я думала, это опять… впрочем, неважно. – Она нервно провела тонкой рукой по лицу. – Руди рассказывал вам, что случилось с клавесином?
Звук клавесина совсем не похож на звук пианино, и, каюсь, я с некоторым неудовольствием подумала, что жене управляющего нужен только предлог, чтобы испугаться. За ужином я обратила внимание на то, что Минна принадлежит к людям, которые то ли из извращенно понятой вежливости, то ли от неумения отстоять свою точку зрения всегда соглашаются с собеседником. Речь зашла о мужском портрете, который висел в большой гостиной на втором этаже; я нашла, что он глуповат и помпезен, управляющий же нашел его необыкновенно удачным, и оба раза Минна согласилась с нами в самых восторженных выражениях.
Ружка ее восхитила, и жена управляющего стала расспрашивать меня, как я сумела приручить такое дикое животное, как рысь. Я честно ответила, что Ружку мне принесли совсем маленькой, и я никогда специально не занималась ее приручением – просто заботилась о ней как умела и привязалась к ней так же, как она ко мне.