Мать похлопала ее по руке, услышав в словах дочери гораздо больше, чем той хотелось бы…
— Очень хорошо, моя дорогая. Помни одно… — Миссис Мэйнард помолчала. — Мы с отцом хотим, чтобы ты была счастлива… И какое бы решение ты в жизни не приняла, мы воспримем его как должное.
Флер обняла мать.
— Какое же решение мне придется принять, чтобы моим родителям не пришлось раскаиваться в собственной мудрости? — рассмеялась она.
Мать улыбнулась и вышла, но Флер так и осталась сидеть на полу у кровати, думая о своем.
Прибыл, немного опоздав, автомобиль сэра Фрэнка. Ален сидел в машине на заднем сиденье, и через открытое окно спальни девушке было слышно, как мать просит его не беспокоиться: Флер спустится через несколько секунд. Схватив сумочку, она сбежала вниз по ступенькам, стремясь поскорее узнать, в каком настроении сегодня Ален — в хорошем или, Боже милостивый, ей опять придется не один час выслушивать его едкие замечания.
С первого же взгляда Флер поняла, что день сегодня счастливый, — Ален невольно улыбался, приветствуя ее, как только услышал шаги на гравийной дорожке.
— Ты готова? — нетерпеливо спросил он.
— Да, Ален, — ответила она, немного запнувшись на его имени.
В тот день, когда Флер явилась к нему на ленч, молодой человек настаивал бросить формальности вроде «мсье Тревиль» и называть друг друга по именам, но ему потребовалась почти целая неделя, чтобы Флер сказала, наконец, «Ален».
— Хорошо, тогда поехали, я не хочу опоздать на первый забег.
Для такой прогулки погода была просто идеальная — приятное тепло не превращалось в удушающую жару, благодаря легкому бризу. Им удалось найти удобное место на траве поодаль от трибун с их толчеей и гвалтом. Отсюда Флер было хорошо видно беговую дорожку. Когда они устроились, Ален отпустил шофера, сказав, что до времени возвращения в клинику, тот совершенно свободен.
Флер не разбиралась в скачках, но инстинктивно чувствовала, какие моменты должны заинтересовать Алена. Она описала все, что предшествовало старту, а когда начались сами скачки, ее комментарии стали особенно подробны и точны. Ален ликовал — он будто видел перипетии борьбы собственными глазами.
В перерыв, между очередной серией забегов, из корзины для пикника Флер достала еду — слоеные пирожки с мясом, сандвичи с чудесной розовой ветчиной, грудку цыпленка, фрукты, бутылку игристого вина, которое предусмотрительно захватили с собой в дорожном холодильнике. Они поели, и Ален прилег на спину на покрывало, которое было расстелено на траве.
— Это просто здорово! Спасибо тебе за такую чудесную прогулку, Флер! Когда я вернусь домой, приезжай ко мне в гости — я тоже отвезу тебя на скачки.
Сердце девушки радостно взмыло вверх. Ален впервые заговорил о доме и, вообще, о себе. Ей очень давно хотелось расспросить его, но она боялась, что он грубо ее оборвет. Однако сейчас, видя, в каком хорошем настроении тот пребывает, она все же отважилась.
— Ален, а где ты живешь? — осторожно спросила она.
Он нахмурился.
— Возле Грасса, — коротко ответил он, потом неохотно продолжил: — Грасс, если ты не знаешь, — центр парфюмерной промышленности Франции, про него говорят — «сад Франции». Весь год вдоль Средиземноморского побережья цветут цветы — самые разные. Канн славен своими розами, акацией и жасмином, Ним — тимьяном, розмарином и лавандой, Ницца — фиалками и резедой. Но Грасс известнее всех, поскольку мы выращиваем очень много цветов и именно у нас делают духи.
Флер слушала затаив дыхание. Неудивительно, что он так любит солнце, если вырос в таком раю!
— Цветы круглый год? — повторила она, больше всего понравившуюся ей фразу.
— Да, — кивнул Ален. — Каждый месяц. С января по март — фиалки, жанкилии и мимоза, в апреле, мае и июне — розы, резеда, гвоздика. Потом на побережье царствует лаванда, жасмин и туберозы, а в августе, сентябре и октябре будет мята, герань и акация. Даже на Рождество все городки превращаются в море цветов — цветет кассия, на многие мили распространяя свое благоухание.
— О, погоди, — шутливо остановила его Флер. — Я больше не могу! Как тебе повезло — жить в такой красоте и как ты, наверное, хочешь все это снова увидеть!
Ей бы прикусить язык, но поздно. Ален не пошевелился. Флер почувствовала, как он словно отдаляется от нее. Она обеспокоенно посмотрела ему в лицо — оно было бесстрастно, а глаза сквозь темные стекла очков было не разглядеть… Его худое тело казалось расслабленным, пока Флер не обратила внимание на сжатые так сильно кулаки, что побелели костяшки. Пожалев о своих неосторожных словах, девушка накрыла рукой его стиснутую ладонь.