— Я думаю, — сказал доктор, улыбнувшись месье Ледрю, — что смогу продолжить эту историю, не консультируясь с вашим отцом. Много лет прошло с тех пор, как умерли эти любовники, и явился другой молодой пастух. Он сорвал яблоко с дерева, которое посадила Суламифь, — прекрасное золотистое яблоко, и три богини претендовали на него в качестве приза за красоту. Их звали Власть, Мудрость и Любовь. И глупый парень отдал яблоко Любви.
— Да, теперь я припоминаю… правда, имена были другие. Значит, это очень старая история?
— Очень старая, моя дорогая.
Линнет налила напиток, от которого исходил пар, в бокалы и предложила гостям.
— А кончается история тем, что кто-то из семьи моей матери — вы же знаете, доктор, что когда-то наш род был очень знатным, — приехал сюда, в Корнуолл, и привез с собой эту яблоню. Ее называют «пепин Константайнов», и она дает плоды только на кончике ветки. Моя мать посадила черенок в Замке Дор на другой день после своей свадьбы.
— Линнет! — позвал снизу ворчливый голос.
Миссис Льюворн подошла к двери и открыла ее — Дебора, оставаясь невидимой, очевидно, стояла за дверью на страже.
— Дебора! — Миссис Льюворн задула спиртовку и, поставив ее вместе с кастрюлькой на поднос, вернулась к дверям. — Отнеси это вниз и скажи хозяину, что я приду, как только закончу обслуживать этих джентльменов. Вам нравится этот укрепляющий напиток, джентльмены?
— Линнет! — снова донеслось снизу.
— Он чудесный, — сказал доктор Карфэкс, сделав пару глотков, осторожно, чтобы не обжечься. — Но я не заметил там никаких следов яблочных зернышек, — добавил он, подняв бокал за ножку, так что красновато-оранжевая жидкость засверкала при свете свечи.
Линнет взглянула на него с вызовом; между ними плыл тонкий пар из бокала, и в его дымке глаза ее потемнели и стали не синими, а фиолетовыми, даже красновато-фиолетовыми.
— Вероятно, они были бы нехороши для вас обоих, — усмехнувшись, ответила Линнет и вышла.
Доктор Карфэкс чуть слышно пробормотал:
В том взгляде были и рай, и ад, И похоть, и жажда любить, Столь исступленная, что навряд Сам дьявол бы смог утолить.— Что это вы напеваете, друг мой? — осведомился нотариус.
— Ничего, а точнее — строки из стихотворения одного старого поэта, который как-то раз оказал мне честь и поделился своими поэтическими откровениями. Это была странная история о ведьме, колдующей над чудесным зельем. Кстати о поэтах, — продолжал доктор Карфэкс, и взгляд его, дотоле задумчивый, выразил откровенное веселье. — Я повсюду искал, но безуспешно, автора следующих строк — вы только послушайте!
Царь Давид вел веселую жизнь, А также и царь Соломон. Много наложниц имели они И много прекрасных жен. Но старость скрутила обоих царей — Неизбежно стареем мы. И стал Соломон свои притчи писать, А Давид — свои псалмы.Когда в ту ночь месье Ледрю заворачивался в одеяла, со стариковской опаской думая о путешествии, намеченном на завтрашнее утро, и чуть ли не молясь о том, чтобы хорошенько выспаться, дабы подготовиться к нему, в дверь снова легонько постучали, и, как раньше, вошла Дебора с подносом.
— С поклоном от хозяйки, сэр. Она шлет вам этот напиток в качестве прощального кубка.
Огонь в камине еще весело пылал, отбрасывая отблески по всей комнате, и тень от старого балдахина казалась еще темнее. Случайный блик упал на резную дубовую балку над изножьем кровати.
Месье Ледрю осушил бокал, задул свечу и откинулся на подушку. Свет от камина все еще играл на старой дубовой отделке комнаты, и дуб тянулся зелеными побегами к потолку. А он сам, влюбленный, проходил под деревьями. Он спешил навстречу своей первой любви. Блики огня в камине, падавшие на мертвые панели, превратились в солнечные лучи, проникавшие сквозь ветви. Потом у него прихватило сердце, и он умер — совсем мирно; заострившиеся черты его старческого лица разгладились, и на нем появилась улыбка.
Доктору Карфэксу в ту ночь тоже снился чудесный сон, начавшийся с воспоминания об аромате шиповника; он спешил по какой-то тропинке, чтобы вдохнуть этот запах, и ему навстречу прямо из прошлого выехала верхом девушка в широкополой шляпе. Улыбнувшись, она спешилась; губы их соприкоснулись; они заключили друг друга в объятия — и тут его разбудил стук в дверь: Марк Льюворн сообщил ему новость.