Он погасил стоящую на полу лампу. Да… ему нужно срочно найти решение здешней проблемы. Впереди еще масса дел, важных и требующих полной отдачи.
На самом деле больше всего его настораживало то, что Ворманн по-настоящему напуган. А капитан Клаус Ворманн не из пугливых.
Майор закрыл глаза и стал потихоньку погружаться в сон. Он почти совсем было заснул, когда что-то вырвало его из этого блаженного состояния. Кэмпффер вдруг обнаружил, что сон улетучился, а сам он весь в холодном поту от внезапно охватившего его животного ужаса. Что-то находилось в коридоре прямо за дверью. Он ничего не видел, ничего не слышал, но тем не менее точно знал, что оно там. Что-то, окруженное такой сильной аурой зла, холодной ненависти и злобности, что он ощутил его присутствие даже через массивную дверь и каменные стены. Оно было там, двигалось по коридору, прошло мимо двери и удалилось прочь. Прочь…
Пульс майора начал успокаиваться, дрожь прошла. Не сразу, но все-таки эсэсовец смог убедить себя, что это был всего лишь кошмарный сон, очень яркий, из тех, которые могут разбудить едва заснувшего человека.
Кэмпффер встал с постели и начал быстро снимать белье. Во время кошмарного сна у него не выдержал мочевой пузырь.
Рядовые Фридрих Вальц и Карл Флик из дивизии СС «Мертвая голова» стояли на посту в черной форме, блестящих касках и тряслись от холода. Они дохли от скуки, замерзли и устали. Эта ночь была совсем не похожа на те, к которым они привыкли. Там, в Освенциме, были теплые казармы, теплые сторожевые башни, где они могли посидеть, выпить горячего кофе и перекинуться в картишки, пока заключенные ежились от холода в своих полосатых робах. Лишь изредка их ставили дежурить у ворот или отправляли обходить лагерь по периметру.
Конечно, здесь они тоже были не на улице, но мерзли так же, как и заключенные. А это несправедливо.
Рядовой Флик закинул свой «шмайссер» за спину и потер руки, пытаясь согреть пальцы, окоченевшие несмотря на теплые перчатки. Он стоял рядом с Вальцем, привалившимся к стене на пересечении обоих коридоров. Отсюда они хорошо просматривались: левый до самого выхода во двор и правый, где содержались заложники.
— Слушай, Карл, давай чем-нибудь займемся, — сказал Вальц, — не то я свихнусь.
— Например?
— Давай поиграем с ними в «заксенгрусс».
— Они не жиды.
— Но и не немцы.
Флик задумался. «Заксенгрусс», или саксонское приветствие, было его любимым способом ломать сопротивление вновь прибывших заключенных в Освенциме. В течение нескольких часов он заставлял их делать глубокие приседания, держа руки за головой. Даже человек в хорошей спортивной форме может выдержать не более получаса таких упражнений. Флик всегда ужасно потешался, глядя на выражения лиц заключенных, когда те начинали ощущать, что их тела им больше не подчиняются, суставы и мышцы разламываются от напряжения. И страх на их лицах, потому что тех, кто не выдерживал и падал, либо пристреливали на месте, либо били ногами до тех пор, пока они снова не начинали приседать. Конечно, сейчас они с Вальцем не могли пристрелить никого из этих румын, зато вполне могли поразвлечься с ними. Впрочем, это чревато…
— Лучше не стоит. Нас всего двое. Вдруг кому-нибудь из них взбредет в голову погеройствовать.
— А мы будем выводить их по двое. Да ладно тебе, Карл! Порезвимся!
— Ладно, уговорил, — ухмыльнулся Флик.
Это, конечно, не так увлекательно, как их с Вальцем игра в Освенциме, когда они держали пари, сколько можно переломать костей заключенному, чтобы тот не потерял трудоспособности. Ну да на худой конец и «заксенгрусс» сойдет. Флик полез за ключом от комнаты, где содержались заложники. Их можно было, разбив на группы, разместить в имеющиеся здесь четыре комнаты, но эсэсовцы предпочли затолкать всех десятерых в одну. Флик заранее предвкушал удовольствие созерцать искаженные страхом лица и ужас от его улыбки, не предвещающей ничего хорошего. Он готов был наслаждаться подобным образом до бесконечности.
Он уже приближался к комнате, когда Вальц окликнул его:
— Погоди-ка минутку, Карл.
Обернувшись, он увидел, что напарник озадаченно смотрит в глубь коридора, ведущего во двор.
— В чем дело? — поинтересовался Флик.
— Что-то не так с лампочками. Самая дальняя гаснет.
— Ну и что?
— Она гаснет. — Он глянул на Флика, затем снова в коридор. — А теперь вторая!
Голос Вальца взлетел на октаву, он перехватил автомат на изготовку.
— Иди сюда!
Флик выронил ключи, сбросил предохранитель «шмайссера» и побежал к приятелю. Пока он добежал, погасла третья лампа. Флик попытался рассмотреть, что происходит в коридоре за погасшими лампами, но не увидел ничего. Казалось, все пространство утонуло в непроглядной тьме.
— Не нравится мне это, — произнес Вальц.
— Мне тоже. Но я не вижу ни одной живой души. Может, генератор барахлит или с проводкой что-то.
Флик сам не верил в то, что говорил, равно как и Вальц, но он должен был хоть что-то сказать, чтобы скрыть охвативший его страх. Эсэсовцы должны вызывать ужас, а не испытывать его сами.
Начала гаснуть четвертая лампа. Тьма подступала все ближе и уже была футах в двенадцати от них.
— Пошли отсюда, — произнес Флик, отступая в хорошо освещенный коридор, где содержались заложники. Он слышал их за дверью. Хотя сидевшие там люди не могли видеть, что происходит в коридорах, но явно чувствовали что-то неладное.
Скорчившись за спиной Вальца, Флик все сильней ощущал холод, глядя на затухающее освещение во внешнем коридоре. Ему хотелось увидеть цель, по которой можно было бы стрелять, но там не было ничего, кроме полнейшей тьмы.
А потом тьма охватила его, сковала холодом суставы, заволокла глаза. На краткий миг, показавшийся ему вечностью, рядовой Флик ощутил безумный ужас, который он так любил вызывать у других, и почувствовал рвущую внутренности боль, которую так любил причинять другим. Затем он перестал что-либо ощущать и чувствовать вообще.
Постепенно освещение снова набрало силу. Сначала в дальней части коридора, затем все ближе и ближе. Лампочки стали оживать. Тишину нарушили лишь заложники. Из-за запертых дверей доносились всхлипывания женщин и облегченные вздохи мужчин. Они радовались тому, что охвативший их страх отступил. Один из заложников попытался было рассмотреть что-нибудь сквозь замочную скважину, но смог увидеть лишь небольшой кусок пола и часть противоположной стены коридора.
Коридор был пуст, на полу была лужа крови, от которой на холоде поднимался пар. На стене тоже виднелась кровь, и ее брызги очень напоминали румыну знакомые буквы, однако понять смысл написанного он не сумел.
Мужчина отошел от двери и, ни слова не говоря, присоединился к остальным, сбившимся в кучку в дальнем углу.
За дверью снова кто-то стоял.
Кэмпффер открыл глаза. Он боялся, что кошмар снова возвратится. Но нет. На этот раз он не чувствовал за стеной присутствия темных злых сил. Там явно находился человек, причем очень неуклюжий. Да, если он решил чем-либо здесь поживиться, то явно промахнулся. Для пущей надежности Кэмпффер достал из кобуры свой «люгер» и положил на изгиб локтя.
— Кто здесь?
Тишина.
Кто-то упорно продолжал дергать ручку. Кэмпффер видел, как периодически что-то загораживает свет, проникающий в комнату через щель под дверью, но определить, кто это, он не мог. Кэмпффер было подумал, не зажечь ли лампу, но решил, что пока не стоит. Темнота давала ему преимущество — злоумышленник будет хорошо виден в верном проеме на фоне освещенного коридора.
— Назовитесь!
Дергать ручку прекратили, и тут же последовал треск, как будто что-то тяжелое навалилось на дверь, стараясь вломиться внутрь. Конечно, точно определить в темноте Кэмпффер не мог, но ему показалось, что дверь прогибается. Но ведь она же из двухдюймового дуба! Чтобы прогнуть столь массивные доски, нужно что-то очень тяжелое. Дверь трещала все сильней. Майора стало трясти, он весь взмок. Деваться было некуда. И тут послышался еще один звук — как будто кто-то скребся когтями по двери. Звук нарастал, становился все громче и практически парализовал волю офицера. Дерево трещало, как будто вот-вот разлетится в мелкую щепку, а петли со скрежетом начали отдираться от камня. Сейчас дверь рухнет! Кэмпффер понимал, что ему давно пора достать патрон в своем «люгере», но не мог пошевелиться.