С шестнадцати лет, чтобы немного помочь маме и отплатить лэру, я пошла трудиться горничной, почитывая в перерывах книги из библиотеки (разумеется, с дозволения лэра). Жаль, что литература там была в основном не того профиля: этикет, балы, интриги, а еще целая секция любовных романов. Когда-то давно графиня Карол собирала коллекцию, теперь же старый лэр хранил и оберегал то, что было дорого покойной жене. Впрочем, он лишь с виду был старым и немощным, а на поверку бежал быстрее среднего скакуна, особенно при виде симпатичной девицы. Как говорится, седина в бороду…
Задумавшись, я не заметила, как стандартные слова ежедневной молитвы вдруг изменились.
— Молю, помоги моей доченьке, в твою честь названной, в тебе нуждающейся! — продолжала стенать матушка, прикрыв глаза и подняв обе руки ладонями вверх. — Защити, скрой от глаз его, убереги от поганых рук его!
— От кого это меня надо уберечь? — не удержалась и встряла я, тем самым выдавая себя. Вечно у родительницы были секреты, что крайне раздражало, потому что со мной делиться никто и не думал. А ведь, спрятавшись в шкафу, некоторая молодая особа наглейшим образом отлынивала от неприятного поручения собственной матушки. Это я о себе, если что.
— Сати! — вскрикнула матушка и сердито посмотрела на возмутительницу спокойствия. Готова поклясться: за ее сердитым тоном на самом деле скрывался страх. Мама нервно теребила подол платья, пряча дрожащие руки. Нужно отдать ей должное: она всегда обладала завидной выдержкой — истинная аристократка! Не то что некоторые молодые особы. Вот и сейчас матушка быстро взяла себя в руки, приосанилась и вернула своему лицу привычную маску спокойствия и невозмутимости. Спешно прикоснувшись губами к миниатюрке, она быстро поднялась с колен. — Негодная девчонка! Ты должна быть в саду с лэром Каролом, и почему я нахожу тебя в шкафу? Может, и старый граф там найдется?
С последними словами Мауриса демонстративно заглянула мне за спину и тут же погрозила пальцем, не найдя искомого лэра.
— Ну, я… Просто… Понимаешь… — начала оправдываться я, на ходу придумывая отговорку, но не договорила. Рот захлопнулся сам собой при виде строгого взгляда маминых васильковых глаз. Нет, врать маме я не могла, поэтому просто приняла самый жалобный вид, на какой только была способна. Родительница вздохнула и, немного оттаяв, покачала головой, а я окончательно вылезла из шкафа. Собственно, терять мне было нечего, и я отважилась пойти ва-банк:
— Мама, нам надо серьезно поговорить! — начала я, приняв вид доброжелательный, строгий. — Ты постоянно устраиваешь для меня и старого графа уединенные встречи. Я ни на что, конечно, не намекаю, но выглядит это подозрительно. — Выдержав показательную паузу, я пошла в наступление. — Сводничаешь?
Я очень надеялась, что окажусь не права, но нет. Сюрприз! Я попала в цель с первого раза. Матушка сердито прищурила глаза, будто была поймана с поличным, даже слегка покраснела:
— Как ты разговариваешь с матерью?! — сменив тему, сухо проговорила родительница, придав своему голосу максимальную строгость, на которую была способна. Но все ее уловки были давно мне знакомы:
— Ты сама учила меня быть сильной личностью и защищать собственное мнение, — уверенно заключила я. — Мне уже двадцать. Не пять, не пятнадцать, а двадцать. Я не ребенок! Я хочу решать сама.
— А мозгов что-то на двадцать лет не набралось, — проворчала матушка. — Где не появишься — везде умеешь найти неприятности, горе ты мое луковое! Замуж тебе надо, понимаешь? Чтобы муж был надежный, чтобы смог защитить, обеспечить… А, что тебе говорить.
Договаривать мама не стала, махнула рукой, едва увидела скепсис на лице непутевой дочурки. А когда я иронично приподняла бровь произошло странное: родительница вдруг побледнела и в ужасе закрыла рот ладонью:
— Это его жест, один в один! — пробормотала она себе под нос. — Гнилая кровь может проснуться в любой момент. Этого нельзя допустить, нет-нет!
Честно говоря, за долгие годы я уже настолько привыкла к тому, что матушка периодически проклинает некоего мифического «его», что не обратила особого внимания. Подозрение, что речь о моем отце, конечно же, было, но правду из родительницы вытянуть никак не удавалось. Даже сегодня не вышло подловить.
— Срочно к лэру, марш! — скомандовала мама и, посильнее ухватив меня за локоть, поволокла к выходу. Я упиралась, как могла, бормотала себе под нос о несправедливости жизни, однако хватка у Маурисы была железная. Мы миновали темный коридор, холл, в котором круглый год пахло сыростью, спустились по служебной лестнице на первый этаж и через кухню вышли в сад, а мои тихие объяснения не были услышаны. Пришлось прилично повысить голос, чтобы родительница, наконец, обратила на меня внимание: